Лингвистические детективы

Ты скажешь:

ветреная Геба,Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила…

(Ф. Тютчев. Весенняя гроза)

И я скажу:

Христос воскрес.

(А. Пушкин. В. Л. Давыдову)

Скажите:

взят он вечной мглою.

(А. Пушкин. Элегия)

Он скажет:

презирай народ,Гнети природы голос нежный.

(А. Пушкин. Стансы)

Скажи:

есть память обо мне,Есть в мире сердце, где живу я…

(А. Пушкин. Что в имени тебе моем?)

Он Ольгу прочил за меня,
Он говорил:

дождусь ли дня?

(А. Пушкин. Евгений Онегин)

Не говори:

любовь пройдет…

(А. Дельвиг. Романс)

Скажите:

отзыв умиленныйВ каком он сердце не найдет?

(Е. Баратынский. Подражателям)

И ты

ушел, куда мы все идем,И я теперь на голой вышине
Стою один…

(Ф. Тютчев. Брат, столько лет сопутствовавший мне)

О ты,

владеющий гитарой трубадура…

(К. Батюшков. Послание графу Вильегорскому)

А ты,

когда вступаешь в осень дней,Оратай жизненного поля…
Ты так же ли, как земледел, богат?

(Е. Баратынский. Осень)

Более того, в первом компоненте невольно слышатся и поэтический лозунг В. Маяковского: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» (А вы могли бы? «Я сразу смазал карту будня…»), и гражданский лозунг окон РОСТА: «А ты записался добровольцем?»

Последнее делает вопрос-обращение Л. Мартынова еще непосредственнее и призывнее.

Влияние поэтического языка XIX в. ярко проявляется в «Следе» Л. Мартынова также и в заключительной части, содержащей скрытый и (в форме вопроса!) страстный призыв к свои читателя жить так, «чтобы, у ирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела». Они, несо ненно, восходят (пусть очень опосредованно, как усвоенное, ставшее уже кровно свои) к пушкински слова о стихах, славе и с ысле жизни.

Вот соответствующие места из «Евгения Онегина»:

Для призраков (= видений) закрыл я вежды (= глаза),
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить (= умереть)
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук (= слово) (гл. 2);

Он оставляет нежный стих,

Безмолвный памятник мечтанья,
Мгновенной думы долгий след,
Все тот же после многих лет (гл. 4).

В тексте Л. Мартынова мы видим и абсолютно идентичные лексические единицы (след, оставишь, много лет), и близкозначные слова (незримый – неприметный, прочный – долгий, душа – сердце). Но что еще важнее: в них мы ясно ощущаем пушкинский пафос мыслей и чувств.

Быть самим собой

Среди великих русских поэтов, произведения которых теперь бессрочно принадлежат нашей стихотворной классике, свое особое место занимает Александр Трифонович Твардовский (1910–1971). Истинно народный поэт, живший с народом и для народа, он был замечательным художником слова, по-настоящему взыскательным и строгим к себе и другим. Поэт-гражданин, он был большой и совершенно самобытной личностью, словно по фамилии твердым в своих идейных и художественных убеждениях. И вместе с тем в своих произведениях, и в жизни он был самым обычным человеком, только удивительно искренним, прямым и поразительно чутким к человеческой и поэтической красоте, человеком, хотевшим и – что еще важнее – умевшим при любых обстоятельствах быть всегда самим собой (нередко в самых тяжелых для него жизненных обстоятельствах).

Александр Трифонович Твардовский (1910–1971)

Твардовский был до мозга костей нашим современником, но его поэзия будет, вне всякого сомнения, современной и для наших потомков. И в первую очередь потому, что она в высшей степени правдива – и большой и малой правдой реальной жизни, и высокой правдой словесного искусства.