Лингвистические парадоксы

Можно было бы думать, что описание и повествование требуют красок, а рассуждения, полемика основываются на формах «сухих», научно-логических. Верное для многих случаев, это положение не универсально. И. С. Тургенев не один раз говорит об образности полемических рассуждений своего героя:

Обилие мыслей мешало Рудину выражаться определительно и точно. Образы сменялись образами; сравнения, то неожиданно смелые, то поразительно верные, возникали за сравнениями.

И тут же отбрасывается возможное предположение об искусственности, деланности, напыщенности речи:

Не самодовольной изысканностью опытного говоруна — вдохновением дышала его нетерпеливая импровизация. Он не искал слов: они сами послушно и свободно приходили к нему на уста, и каждое слово, казалось, так и лилось прямо из души, пылало всем жаром убеждения. Рудин владел едва ли не высшей тайной — музыкой красноречия.

Тургенев не только говорит о красноречии Рудина, но и показывает, в чем оно заключалось. Приведем два примера, хорошо иллюстрирующих как логическую сторону, так и образность полемических, убеждающих речей Рудина.

Вот Пигасов в «дурной» своей манере восклицает:

Образованность! говорите вы, — подхватил Пигасов, — вот еще чем удивить вздумали! Очень нужна она, эта хваленая образованность! Гроша медного не дам за вашу образованность!

Поток бранных слов, обилие эмоций и никакой аргументации. И вот реакция Рудина:

Образованность я защищать не стану... она не нуждается в моей защите. Вы ее не любите... у всякого свой вкус. Притом это завело бы нас слишком далеко. Позвольте вам только напомнить старинную поговорку: «Юпитер, ты сердишься: стало быть, ты виноват». Я хотел сказать, что все эти нападения на системы, на общие рассуждения и так далее потому особенно огорчительны, что вместе с системами люди отрицают вообще знание, науки и веру в нее, стало быть и веру в самих себя, в свои силы. А людям нужна эта вера: им нельзя жить одними впечатлениями, им грешно бояться мысли и не доверять ей. Скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием...

Рудин легко отбил нападки на образованность и решительно осудил защиту невежества со стороны своего оппонента. И вместе с тем он отказался защищать образованность, и нигде — ни здесь, ни в других частях романа — мы не найдем прямого осуждения; он не назвал оппонента невеждой, реакционером, мракобесом и т. п. В этом и проявляется его «изящная учтивость».

Рудин начинает с того, что отказывается защищать образованность. В действительности он ее защищает, защищает знание, науку. Причем формальный отказ — эффективный полемический прием — и только. Оратор может сказать: не стану останавливаться на таком-то факте, но тем самым факт уже отмечен, выделен, на него обращено внимание. И дальше сила и убедительность речи во многом объясняются использованием особых, объективирующих форм речи. «У всякого свой вкус». Конечно, это объективная констатация явления, но в этом и осуждение противника: слушатели прекрасно понимают смысл этого оборота вежливости.

Изучение полемических приемов, общих особенностей полемической речи, ее структуры — актуальная задача современной стилистики текста. Только в этом случае удастся проблемы «искусства полемики» из области логико-психологической вернуть в область лингвистики.