Лингво. Языковой пейзаж Европы

Ясно, что английский не является эргативным языком – он аккузативный. Но это не значит, что английский полностью лишен эргативности. В нем есть группа глаголов, называемых эргативными глаголами, чье поведение напоминает модель баскского языка. Один пример – это глагол to break. Если я разобью стакан, то я могу сообщить об этом двумя способами: I broke the glass (я разбил стакан) или The glass broke (стакан разбился). В обоих случаях стакан является пациенсом: сам он ничего не сделал – кто-то что-то сделал с ним. Обычно в английском предложении пациенс является объектом, а не субъектом (кроме пассивных конструкций, но это мы оставим в стороне). Но с break и некоторыми другими глаголами, такими как boil, turn и drive, пациенс является объектом, если агенс упомянут, и субъектом, если нет. Подавляющее большинство английских глаголов ведет себя не так. Предложение I call Jenny (я звоню Дженни) нельзя просто превратить в предложение Jenny calls (Дженни звонит) – у этих двух предложений разный смысл.

Эргативность кажется нам чем-то экзотическим, но это потому, что мы европейцы. В Южной Азии, Новой Гвинее, Австралии, Тихоокеанском регионе и в обеих Америках этот феномен широко распространен. Но мало какие языки так последовательны, как баскский. Например, в некоторых используется английская система для настоящего времени и баскская – для прошедшего. Или английская система для я и ты, но баскская – для третьего лица и всех множественных чисел. Такие смешанные системы называют расщепленной эргативностью.

Строго эргативные языки довольно маргинальны: у них мало носителей (баскский, на котором говорит почти миллион человек, один из самых больших) и они обычно встречаются в изолированных регионах, таких как Кавказ, Гренландия, Новая Гвинея и бассейн Амазонки. Но расщепленная эргативность встречается примерно у 20–25 % языков, включая такие большие, как хинди, бенгали и филиппинский язык тагалог.

Эргативность не только далека от исчезновения – исследования жестовых языков показывают, что она возникает спонтанно. Четыре американских и четыре китайских глухих ребенка слышащих родителей – каждый в отдельности – разработали полноценные жестовые языки, включающие эргативные конструкции. Их матери, однако, не смогли эти системы освоить: они выучили жестовые языки своих детей, но без эргативной составляющей.

Современные баски идут обратным путем: когда они начинают учить испанский (или французский), им приходится осваивать неэргативную систему. Они должны понять, что по-испански нельзя сказать мною звонима она, а надо говорить я звоню ей. Им надо иметь в виду это и кучу других вещей, которые в испанском и баскском совершенно различны: артикли и предлоги, которые ставятся позади существительных, отсутствие рода и многое другое.

Это просто поразительно, как баски умудряются параллельно осваивать «язык воды» и «язык гор». Очевидно, человеческий ум может быть одновременно и пловцом и альпинистом.

 Слово anchovy (анчоус) было заимствовано из португальского, но происходить оно может от баскского слова anchu, означающего сушеную рыбу.

 Erdaratze – переводить со своего родного языка на иностранный. Противоположное слово euskaratu, означающее «переводить на баскский», было бы гораздо менее полезно британцам. Для переводчиков разница в переводе на свой язык и со своего языка весьма существенна, а для ее отражения требуется очень много слов из-за отсутствия нужного термина.

41 Себе на заметку Украинский

Можно подумать, что мало слов имеют такое же недвусмысленное значение, как his (его) и her (ее). His: принадлежащий мужчине, только что упомянутому (или который сейчас будет упомянут или просто присутствующему). Her: то же самое для женщин.