Лингво. Языковой пейзаж Европы

Смех у них вызывают грамматические несуразицы, которые гагаузский позаимствовал у двух славянских языков – болгарского и русского. Прежде всего порядок слов: в гагаузском прямое дополнение стоит после глагола: ребенок ест (глагол) мороженое (прямое дополнение). Туркам это кажется безумно смешным, ведь ясно же, что всякий разумный человек скажет: ребенок мороженое ест. Другое забавное славянское заимствование – это гагаузская привычка различать мужчин и женщин. Почему король – это padisah, а королева – padisahka? Почему колдунью (buucuyka) называют одним словом, а колдуна (buucu) – другим? Курьезное извращение, по мнению турок. Одного слова за глаза хватает.

Нам-то как раз то, что веселит турок, кажется естественным. Для нас гагаузский не смешнее английского, если, конечно, отвлечься от названия. Ну и от марок, пожалуй.

  Английский не заимствовал из гагаузского ни одного слова, и, по-моему, ничего не потерял.

45 Смерть языка Далматинский

Языки редко погибают с грохотом (чаще – со стонами), но именно так и произошло 10 июня 1898 г., когда в ходе дорожных работ на адриатическом острове Крк взорвалась мина. Несчастный случай унес две жизни: погиб некий Туоне Удайна, а вместе с ним скончался и далматинский язык – больше на этом языке было некому говорить.

Если Удайну смерть настигла внезапно, то смерть далматинского ожидалась уже давно. Этот потомок латыни обитал в районе восточного побережья Адриатического моря и был маргинальным почти что с самого начала – ведь большую часть Балкан уже к VI в. захватили славяне. Далматинскому удалось удержаться на горстке островов возле Истрии и в нескольких городах южнее полуострова – самый крупный из них был Дубровник (или, по-далматински, Рагуза). Даже в период наивысшего расцвета языка на нем, скорее всего, говорило не более 50 000 человек. Тексты на нем едва ли сохранились, потому что вряд ли были написаны. В Дубровнике язык исчез в XVI в. А к XIX в. он обитал всего лишь на одном острове: Крк (по-хорватски) или Викла (по-далматински). И то как язык меньшинства.

Только связи с Венецией позволили романскому малышу так долго противостоять натиску окружавшего его славянского большинства. Венеция не одну сотню лет была столицей обширной морской империи, охватывавшей большую часть Восточной Адриатики, и постоянное общение с венецианцами, должно быть, сыграло свою роль в сохранении романского языка на Далматинском побережье. Рагуза вышла из-под власти Венеции в 1358 г., а связь Крка с Венецией продолжалась намного дольше – поэтому тут и уцелел далматинский. Однако 18 апреля 1797 г. Венеция перестала быть независимой республикой, и с этого момента дни далматинского были сочтены. И насчиталось их 36 942 штуки.

Лишь в 1897 г. кто-то наконец додумался, что этот практически незадокументированный язык стоит сохранить на память потомкам. В тот год итальянский лингвист Маттео Бартоли начал опрашивать Туоне Удайну. Оба они не очень-то подходили для такой работы. Для Удайны далматинский не был родным, да и в последние двадцать лет – после смерти родителей – у него совсем не было практики. К тому же его произношение оставляло желать лучшего: Удайне было далеко за шестьдесят и у него не осталось ни одного зуба. Что касается Бартоли, то он усердно занимался романскими языками, но и у него были свои недостатки. По словам гораздо более выдающегося лингвиста Джакомо Девото, «ему был чужд интерес к фонологии, синтаксису, стилистике, грамматике и общему описанию системы».

Не стоит, впрочем, думать, что, если бы более дотошный лингвист смог подольше пообщаться с далматиноговорящим обладателем полного комплекта зубов, у нас было бы полное и надежное описание далматинского. Когда на языке говорит всего один человек – язык уже мертв. Язык живет разговорами, поэтому в одиночку сохранить ему жизнь невозможно – одному человеку под силу разве что вспомнить все, что вспомнится.

Незадачливый Туоне Удайна, последний далматиноговорящий в мире

«Смерть последнего носителя» звучит очень драматично (выигрышная тема для СМИ!), но языки умирают постоянно. Подсчитано, что примерно у пятисот языков осталось меньше чем по сто носителей, а примерно пятьдесят языков знают по одному человеку. В 2013 г. в Латвии умер последний человек, для которого родным был ливский. В 2012-м в Шотландии скончался последний носитель кромартского языка. А вот чуть менее мрачная вариация на ту же тему: сообщается, что в 2011 г. два последних носителя языка ауапанеко в Мексике перестали разговаривать друг с другом. Тоже грустная история. Но в рассказе о далматинском драматизма больше.