Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие

Итак, понятие – прежде всего набор необходимых и достаточных существенных признаков, отвечающих требованиям истинности и лишенных какого бы то ни было эмоционально-оценочного содержания за счет его высокого абстрагирования от нашего предметно-чувственного опыта.

Трудоемких исследований проводить не придется. Скажем сразу: ни одним из названных признаков концепт не обладает. В авторитетнейшем сегодня лингвокультурологическом словаре (Степанов, 1997: 40–41) дается иной набор категориальных признаков концепта. Это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, сопровождающих слово. Отсюда следует, что и строение концепта более многолико, чем структура понятия. Концепт включает в себя и то, что принадлежит строению понятия, и то, что делает его фактом культуры (Там же). Так обстоит дело, если концепт сравнивать с понятием в его, повторим, классическом определении.

Современная философия стремится к расширительному толкованию понятия, что, как несложно предположить, сближает его с концептом. Е.К. Войшвилло (1989) пишет, что оперирование понятиями в той или иной мере связано с представлениями. Расчленяя в понятии предметы и явления на признаки, мы, в свою очередь, обычно сами связываем эти признаки с некоторыми представлениями. И даже имея дело с сугубо абстрактными предметами, человек стремится ввести в свои рассуждения элементы наглядности, конструируя для этой цели некоторые представления – наглядные модели абстрактных объектов. Как видим, он интерпретирует понятие как ячейку речемыслительного процесса. В одних случаях, по его мнению, связь слов с предметами может осуществляться посредством более или менее четких представлений (чувственных интуиции), в других – подключается интеллектуальная интуиция, возникающая в процессе усвоения языка. Вместе с тем возникает необходимость пересмотреть и само понимание «существенного признака». Ученый, по сути, разделяет «существенный признак» на два субпризнака. С онтологической точки зрения, выделяется существенный признак предмета познания как объективной реальности. С гносеологической точки зрения, существенным признаком предмета может выступать то качество, которое представляет его в отношении с другими предметами. Это уже подход с позиции прагматики, т. е. с точки зрения определенного использования предмета человеком.

Второй подход особенно близок и понятен психолингвистам (А.Р. Лурия, А.А. Залевская, А.Н. Портнов и др.). Как показывают их исследования, для носителей тех или иных лингвокультур наиболее важными могут оказаться не категориальные признаки, схваченные классическим определением, а характерные признаки предметов и явлений. Иными словами, в процессе лингвокогнитивной деятельности более значимыми для человека (субъекта познания) могут оказаться не «сильные», а «слабые» признаки. Они-то и станут для него в процессе эвристического поиска существенными. На первый взгляд, второй подход позволяет действительно поставить знак равенства между понятием и концептом. Однако при более глубоком проникновении в суть дела можно заметить, что и в этом случае речь идет о формах мышления, хотя и в процессуально-гносеологическом плане.

Столь широкое толкование понятия, в отличие от концепта, все же остается не репрезентантом смысла имени, а формой мышления, фокусирующей существенные признаки однородных предметов. Однако языковыми средствами выражения понятия называются при этом все те же номинативные единицы – слова и словосочетания (Гетманова, 1995: 18). При таком понимании не только предмет с понятием, но и значение имени (номинативной единицы языка) с концептом практически отождествляются. Концепт, как вытекает из подобных суждений, является способом, каким имя обозначает понятие и предмет. В когнитивной лингвистике такое понимание соотношения содержания когнитивных категорий и значения языковых единиц, их именующих, требует дополнительных исследований (Худяков, 2001: 32–37). «Концепт» и «понятие» здесь, как правило, различаются, хотя и не всегда однозначно и последовательно: «концепт» шире «понятия» (ЛЭС, 1990; Болдырев, 1999: 16); «понятие» шире «концепта» (КСКТ, 1996: 92).

Выявленные разночтения служат некоторым исследователям основанием для такого вывода: собственно языковых знаний, опирающихся на обыденное сознание, для разграничения «понятия» и «концепта» не существует (Худяков, 2001: 32–37). Другим авторам кажется более правомерным лишь разграничение сфер употребления соответствующих терминов. И все же проблема соотношения этих категорий остается в центре внимания большинства исследователей, хотя сами критерии такого разграничения все еще остаются весьма иллюзорными.