Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие

Следует отметить, что выделение того или иного прототипа обусловлено языковыми и культурными особенностями. Так, едва ли малиновка, достаточно редкая в России птица, может считаться у нас наиболее типичным представителем данной категории. Малиновка – типичный представитель для этносознания американцев. Так, для восточных славян типичной птицей всегда была курица. Не случайно в составе фразем чаще других употребляется наименование именно этой птицы: блр.: курам на смех, з кураме (класцця спаць), i куры не шэпчуць пра каго, куры будуць смяяца з каго, куры засмяюць каго, (грошай) куры не клююць (не клявалi), на курынай ножцы, курыная галава, курыная слепота, курыную скю i тую не усю, мокрая курыца, як курыца з яйкам (з яйцом) (насiцца), як курыца лапай (лапкай) <грабе>; рус: носится как курица с яйцом, курам на смех, попадать как кур во щи, куры не клюют, писать как курица лапой, мокрая курица, слепая курица; укр. курцi нiде клюнути (рус. яблоку негде упасть), курчат восени лiчать (рахуютъ), курям на смiх, куряча память, кури смiютъся з кого-чого, на курячiй лапцi – о чем-то благомʽ, кури загребуть кого, кури не клюють, бггати (носитися) як курка з яйцем

Кроме прототипа, выделяется периферия, представляющая различные отклонения от основного обыденного понятия и объясняющая другие его обозначения. Так, символом всего незначительного и мелкого выступает воробей: рус. воробьиная ночь, стрелять из пушки по воробьям, с воробьиный нос, короче воробьиного носа, стреляный (старый) воробей; стреляного (старого) воробья на мякине не проведешь; укр. горобина нiч, старого горобця на половi не зловиш, стрiляний горобець, стрiляти з гармат по горобцях; блр. стрэляны верабей, стары верабей, з верабеу нос /з верабiiны нос, верабʽiны харч, на верабʽiны скок, верабʽям дулi паказваць, страляць з гарматы па вераб ʽях.

Использование устойчивой лексической символики как репрезентантов социокультурных стереотипов того или иного лингвокультурного сообщества создает ему второе коллективное «Я». Для человека, усвоившего эту символику, действительность как бы удваивается. Это мир непосредственно отражаемых предметов и мир образов, объектов, отношений и качеств, которые обозначаются словами. Образное слово – особая форма отражения действительности. Человек может произвольно называть эти образы независимо от их реального наличия, может произвольно управлять этим вторым миром». В итоге восприятие и осознание человеком мира оказывается производным от культурно-исторического бытия человека и его социокультурных стереотипов, которые стимулируют появление в импликатуре образного слова различных смысловых коннотаций.

Символические формы дискурсивной деятельности человека порождают и новые формы осознания действительности, новые «фигуры сознания» (А.Р. Лурия), а, следовательно, и новый смысловой спектр объективирующих его значений. Такого рода кодирование и категоризация исходного мыслительного содержания в знаково-символической форме обогащают его элементами чувственного переживания. Исходное содержание обогащается коннотативными смыслами в соответствии с выработанными общественной практикой социокультурными стереотипами.

Степень развития коннотативных смыслов образного слова обусловливается теми художественными концептами, которые определяют характер его смысловой дистрибуции относительно других знаков дискурсивного мышления. Сами художественные концепты также формируются в том дискурсивном пространстве, в котором обычное слово становится образным.