На ногах у меня висели двое ребят из дежурки: справа техник по вооружениям Сергей Червяков, левого я не знал по имени. Вересаева жестом показала им, что меня можно отпустить, и повела к дверям, на ходу давая указания помалкивать о случившемся, если даже спросит кто из непосредственных командиров. Пока она отвлеклась, я воспользовался возможностью прояснить ситуацию.
— Сфинкс, ты это серьёзно сказал?
— Абсолютно. Ты при всех наорал на Вересаеву, — так же тихо ответил он.
— Но как?
— Вот как-то так.
— А что конкретно орал?
— Уууу, много всего. Ладно бы только по службе, но ты и о характере её высказался, и о внешних данных.
— О, нет! А остальные? Что ж вы меня не остановили?
— Не переживай, по остальным ты тоже прошёлся. Особенно по тыловику и штабистам.
— Ох! — я предпринял попытку встать, но голова закружилась, затылок брякнулся обратно на пачку канцелярской бумаги, заботливо подсунутой на край стола.
Шаги мягко протопали по ковру от двери до стола, на мой лоб легла мягкая женская ладонь.
— Стожар, как часто у вас бывают приступы неконтролируемой агрессии? — спросила Вересаева.
— Елена Владимировна, я…
— Как часто? — настаивала она.
— Пока вы не спросили, я даже не знал, что это.
— В приступе ярости вы всегда теряете сознание?
— Я же сказал, у меня не было подобного ещё ни разу. Никогда.
— Какие психотропные препараты вы сегодня принимали?
— Омлет в буфете взял, в ночнушке у Таганской. Гадость, конечно, но насчёт психотропного — это вы загнули!
Пальцы больше не касались лба. Я открыл глаза. Вересаева, прикусив губу, постукивала своим безупречным маникюром по столешнице.
— Чувство юмора, я вижу, к вам вернулось. Спровоцировать новый приступ не получается. Значит, это не пси-приказ и не мозговой паразит. Здесь что-то посложнее.
Я скорчил испуганное лицо:
— Что со мной, доктор?
Она не реагировала. Я вспомнил слова Сфинкса о сути проблемы и решил, что лучшего момента не представится.
— Елена Владимировна, хочу сразу принести извинения…
— Правда? Интересный вы человек. Оскорбляли меня при всех, а извинения приносите тет-а-тет?
Я заткнулся. Кажется, сглупил. Она вовсе не об этом сейчас думает. Оправдываться дальше и ссылаться на неадекватное состояние будет ещё большей глупостью.
— Извинения приняты, — сказала она вдруг. — Убедительно прошу вас не возвращаться больше к этой теме.
— Принято! — заверил я и тут же делово поинтересовался, — Вы знаете, что со мной было?
— Могу только предложить. Пока есть три равновероятные версии, которые мы сейчас будем проверять одну за другой.
— Начните с хорошей, — схохмил я.
— Ладно. Она заключается в том, что у вас банальное нервное перенапряжение. По-научному говоря, стресс.
— Нет, не подходит, — тут же опроверг я. — Для стресса характерна нервозность и упадок сил. Есть несколько явных признаков, я бы их непременно заметил. А тут какой-то истероидный припадок, да ещё и с потерей контроля.
— Признаки уловимы для стресса в обычных, медленно давящих на психику условиях. У вас было, так сказать, форсированное погружение. В последние дни отмечали в своей жизни нечто необычное?
— Нет, что вы! Подрался с хищником, побывал в рабах у гипножабы, провёл спарринг со слизняком — рутина!
Вересаева улыбнулась. Не каменная всё-таки, и её стресс прихватывает. Расслабить непросто.
— Слизняк — это вторая версия. Его выделения токсичны, если попадают в кровь. Уверены, что он вас не покусал?
— Не буду врать, не знаю. Обсасывал, да, было дело. Когда он на меня свалился, я ободрал спину, да и ноги тоже. Контакт со слюной вполне мог быть, если речь об этом.
— Тогда лежите спокойно, мне придётся стянуть с вас брюки.
Я вознамерился пошутить про харрасмент, но как только рискнул открыть рот — открылась дверь. Посетитель охнул, пискнул: "Извините!" — и остановился в нерешительности. Вересаева повернулась к нему, вернее — к ней, не выпуская из рук моих штанов.
— Входите же, Лена! Что замерли, право слово? В этом кабинете вы никогда не встретите ничего, чем можно было бы меня скомпрометировать.
— Да я… — начала было Леночка, наш штатный медик.
— Давайте, давайте! Больше дела, меньше слов. Я как раз подготовила вам пациента.
Лена решилась, подошла к столу и брякнула на пол переноску с врачебным реквизитом. Сфинкс встал по другую руку.
Следующую четверть часа меня нещадно ворочали, щупали и меряли. Я старался не ворчать, только иногда притворно вскрикивал от прикосновения холодных металлических инструментов.
Лёжа лицом вниз, я разглядывал ковёр. Переживал острое чувство неправильности. Рисунок этого шерстяного монстра явно изменился с того момента, когда я видел его в последний раз. Середина в целом осталась такой же, а вот радужные росчерки по всему периметру точно были иными, можно поклясться. Может, ковёр крутили при уборке?
— Стожар, чего вы там ёрзаете?
— Обдумываю, Елена Владимировна, зачем это ковёр на полу развернули.
— Какой ковёр? Этот? Не может быть.
— Я точно вижу, что узор поменялся!
Она встала рядом и полминуты разглядывала рисунок ворса. Потом тихо пробормотала:
— Надо же, не обращала внимания.
Потом добавила уже громко, для меня: