Линии Леи

И мы стали искать. Сначала просмотрели записи, на которые хоть краем попадал злополучный мост над платформой. Затем обе платформы с других ракурсов. Затем середину зала. Ноги, головы, спины, сумки и мешки — внимание быстро притуплялось, и мы поочередно менялись местами у экрана. Заказывали ещё кофе, потом даже полноценно поели и продолжили. Несколько отложенных файлов, которые по той или иной причине показались интересными, прогнали ещё по кругу. Под конец у нас осталось всего семь или восемь записей, но совсем уже неуместных, из вестибюлей и дальних переходов между кольцевой и радиальными.

— Ну и чёрт с ним, — сказал я. — Признаю себя ослом, а гипотезу надуманной. Сворачи…

— Ах ты, сволота! — зло прошипел Лёшка.

Я вздрогнул. Но фраза была адресована не мне. Он смотрел на экран.

— Жень, погляди-ка! Тебе вот этот персонаж никого не напоминает?

Смыслов поставил картинку на паузу и отмотал на несколько секунд назад. Камера широким углом фиксировала большой участок входного павильона и, самым углом, кусочек эскалатора. Там, на верхней ступеньке, стояла размытая, плохо различимая фигура. Знакомая? Да я не смог бы сказать, мужская это фигура или женская, если бы в последний момент человек не повёл головой, озираясь. Характерный пучок волос, завязанный у затылка на манер лошадиного хвоста, я узнал бы из тысячи причёсок.

— Буньип?

— Ну а кто? Он же мне в больнице во снах являлся, пока обезболивающие не отменили.

— Почему мы его на других записях не увидели?

— Мне тоже интересно, — отозвался Смыслов и подкрутил запись ещё немного к началу. — Ну вот, теперь понятно. Он вышел из-за этой колонны. А за неё, вот смотрите, не заходил.

— Зашёл на станцию обесцвеченным, — согласился Сфинкс и, протянув руку, запустил другое видео. — Ну вот, и на спуске с эскалатора его тоже не видно.

— Зачем тогда он проявился на этом отрезке? — спросил Лёшка.

— Потому что им тяжело долго сохранять невидимость, физически тяжело. Мне кажется, он сперва осмотрел зал, прикинул расположение камер и прошёл по самому безопасному маршруту. Прямо как один мой недавний знакомый, очень скользкий тип. Нет-нет, Лёш, не отвлекайся, я тебе про него позже расскажу. Лучше скажи, можно ли по станции передвигаться так, чтобы не засветиться на камерах?

Он помотал головой.

— Совсем не засветиться нельзя, если ты не невидимка. Но есть маршруты, чтобы задеть самый минимум, если прикрываться другими пассажирами и отворачивать голову в нужный момент.

— Тогда нам придётся начать всё заново. Выяснить, что он делал на станции в момент убийства. Теперь не сомневаюсь, что это было именно убийство. Если раньше у меня была только догадка, то теперь у нас есть и цель, и отправная точка.

— И особые приметы, — оскалился Сфинкс. — Патлатая башка и желтые мокасины.

— Вот и хорошо. Давайте-ка, друзья, я закажу ещё три стакана, и мы отыщем наконец этого ублюдка!

* * *

Съездить на Киевскую и, как выразился Смыслов, "прояснить ту чёртову дверь" решили на следующий же день. Мы со Сфинксом могли бы и сами заехать во время дежурства, линия-то наша, но категорическим условием Лёшки стало его личное участие. Потому что, по данным из его служебных документов, никакой двери в этом месте быть не могло. На официальных схемах метрополитена в этом месте значился тупик, образовавшийся много лет назад из-за особенностей проектирования.

— Ну нет, нет там ничего. Я проверил, за этой решеткой короткий коридорчик и вход в вентиляционную шахту, всё! На старых станциях много таких дверей. Аналогичная, например, есть по левую сторону при выходе с Арбатской, там эта дверь вообще на платформе находится.

— Ты хочешь сказать, что Буньип спустился на станцию, дождался смерти гипножабы и вылез наружу через вентиляцию? Какой в этом смысл?

— Не знаю. Я хочу сказать только, что у нас есть карты…

— Карты у них! Ты бы ещё про карты Генштаба рассказал, на которых Америки нет, — захихикал Сфинкс. — Для того и рисовали, чтобы лишний раз никто нос не совал. Никакой там не тупик, а технический переход к Филёвской линии. Плюс несколько помещений для инженерной службы. Я имею в виду нашу службу, а не метро. И ещё старые аккумуляторные, куда силу Леи откачивали.

— Что откачивали? — наморщил лоб Смыслов.

— Я тебе потом объясню, — опять пообещал я. — Что сейчас в этих помещениях, почему там решетка в полстены?

— В прошлом веке ещё, в начале семидесятых, когда проделали в этом месте выход на поверхность, переход стал больше не нужен. Его и перекрыли, чтоб никто не шастал. А в помещениях сделали какие-то хранилища для хлама, который выбросить нельзя, а сложить некуда. Я не интересовался, закрыто и закрыто. Нелегалы оттуда не лезут, ну и ладушки.

— Зато теперь нелегалы туда лезут, — невесело сказал Смыслов. — И никто не знает, зачем.

— Так, вот только давай без паники? — я уловил направление его мыслей. — Не надо поднимать спецназ и взрывотехников, перепугаем пол-Москвы!

— Спецназ не в моих полномочиях. Если я обращусь к тому, кто ими командует, вот тогда точно будет паника.