Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

Отец героя нашего повествования, граф Карл Роберт, оказался «белой вороной» в ряду честолюбивых и целеустремленных финских Маннергеймов. Одаренный разнообразными талантами, он в студенческие годы эпатировал университетское начальство вольнодумными пьесами и политическими сатирами. Скандал кончился для него отчислением из университета, а для ректора – увольнением. Радикал и атеист, Карл Роберт и в зрелом возрасте оставался оригиналом. Например, он сочувственно отнесся к дрейфусарам: во время скандала вокруг дела Дрейфуса живший тогда в Париже граф Маннергейм послал на родину свою фотографию с газетой «Аврора» в руках, чем шокировал своих родственников и консервативное финское общество[4]. Его сын Густав, служа в ту пору в царской кавалергардии, напротив, вполне разделял антисемитские убеждения, бытовавшие в офицерской среде. Карл Роберт пробовал свои силы на многих поприщах: играл в театре, писал пьесы, стихи и статьи, увлекался поэтическим переводом и собирал произведения искусства. Впрочем, ни в одной области он не добился прочного успеха. После женитьбы в 1862 году он стал промышленником и коммерсантом. Жена графа, Хелена, происходила из богатой и влиятельной семьи фабрикантов Юлин; значительное приданое и полученные ею в наследство несколько поместий, каменный дом в Турку и доля в промышленных мастерских в Гельсингфорсе дали Карлу Роберту возможность развернуть бурную деятельность. Именно с этих мастерских и началась в 1866 году деловая карьера Карла Роберта, приведшая семью к разорению и краху. Продав ставшее весьма доходным предприятие в 1871 году, он на паях основал винокуренный завод. Когда завод начинает приносить немалую прибыль, он оставляет дело компаньонам и переключается на деревообрабатывающую промышленность. Его беспокойная душа жаждала перемен и риска. Как будто подгоняемый злым роком, граф бросал дело, как только оно налаживалось, и затевал новое. Когда основанная им бумагоделательная фабрика стала наконец успешно действовать, он в конце 1878 года внезапно уволился с должности директора-распорядителя и, спасаясь от кредиторов, уехал в Париж – якобы для того, чтобы получить патент на какое-то свое изобретение. Жену и детей он бросил на произвол судьбы, предоставив родственникам разбираться в финансовых делах. А дела эти к тому времени запутались безнадежно. В довершение всего, граф Маннергейм оказался страстным и неудержимым игроком: картежные долги составляли боvльшую часть из восьмисот тысяч марок, за которые он был в 1880 году объявлен банкротом[5].

Густав, третий из семерых детей Карла Роберта и Хелены Маннергейм, родился 4 июня 1867 года. Всего за шесть лет до того в России было отменено крепостное право. Это были годы правления Александра II – монарха, проводившего в отношении Финляндии мягкую политику и оставившего там по себе добрую память. И в то же время середина 1860-х годов – один из самых трагических для Финляндии периодов, оставшийся в народной памяти как годы «великого голода». Особенно страшным был именно 1867-й: лед на озерах держался до середины июня. За предыдущим неурожайным годом неизбежно последовал еще один. Вдобавок начались эпидемии тифа и холеры: за два года вымерла шестая часть населения Великого княжества Финляндского. Так что появлению Густава на свет сопутствовали не слишком добрые предзнаменования. Было в семье и свое горе – незадолго до рождения сына Карл Роберт потерял любимую сестру, умершую в родах.

«…Мальчика крестили в Иванов день. Сюда заезжал пастор, и поскольку Карл не хотел никого приглашать на крестины, крестили тихо. Матушка была восприемницей ребенка, которому совсем никто не радовался. Его имя – Карл Густав Эмиль»,[6] – писала Хелена своей сестре Ханне Ловен в Стокгольм.

И все же детство Густава и его братьев и сестер до 1879 года было счастливым. Размеренный, благоустроенный быт семьи описывает в своих воспоминаниях младшая сестра Густава, Ева Маннергейм-Спарре: «Лоухисаари был нашим большим миром. Все остальное казалось нам невзрачным и бедным по сравнению с тем богатством, которое являл наш дом. Центром этого мира была мать. Ее теплота и нежность обнимали всех нас одинаково любовно и ласково»[7].