Иван Александрович.
Бог даст, подавится.Ершов.
Что, барышня, он вам о линии Брунгильды говорил?Ксана
Ершов.
Ну, так еще скажет. Мне он с весны раза три рассказывал о какой-то «линии Брунгильды» в душе человека. В 1888 году к нам сел один музыкант, тоже помешался черт знает на чем, Через год умер — оказался стопроцентным прогрессистом.Ксана
Ершов.
Барышня, я не виноват. Поживите с мое, сами увидите, что такое жизнь.Вдруг вдали раздаются выстрелы. Все вздрагивают и взволнованно прислушиваются.
Когда безлунная ночь, всегда постреливают.
Иван Александрович.
Это за красными огнями? Кто-то хотел бежать.Ершов.
Да... Кого-то нет, кого-то жаль. Наши клиенты хоть не стреляли. Мы им не давали оружия.Иван Александрович у окна раскуривает папиросу и напевает: «La donna è mobile...» За сценой снова выстрелы. Довольно продолжительная сцена без слов. Иван Александрович напевает все то же, временами затягиваясь и переставая петь. Ксана смущенно уходит. Он с досадой бросает папиросу.
Стук в дверь. Не дожидаясь ответа, входит или, точнее, вбегает Спекулянт. Лицо у него очень взволнованное и расстроенное.
Спекулянт
Иван
Александрович. Здравствуйте. Что случилось?Спекулянт.
Случилось несчастье. Я вас ввел в страшно невыгодное дело. Но я не виноват, мне так же скверно, как вам... Кошмар.Иван Александрович
Спекулянт.
Я только что вернулся со станции в нашу корчму. Хозяин меня любит — я ему хорошо плачу, я широкий человек, — он бежит мне навстречу и говорит: «Случилась беда!..» У вас нет валерьянки?Иван Александрович.
Нет... Какая беда?Спекулянт.
Вы помните, этот второй немец, мы с ним вели переговоры. Я ему дал двести рублей задатка и условился, что, Как только он положит мои бумаги к вашим, я ему передам остальные триста. Три дня он к черту пропадал, вчера послал ко мне третьего немца с письмом за деньгами. Я дал триста рублей... Дайте мне, пожалуйста, воды...Иван
АлександровичСпекулянт
Иван Александрович
Спекулянт.
Мало того, этот мерзавец, верно, получил от начальства награду, напился пьяный, как свинья, пришел час тому назад в корчму и еще ругался: «Я им покажу, как подкупать немецкого солдата!..» Кошмар! Я дал хозяину корчмы двадцать пять рублей. В корчму я, конечно, не зашел, а побежал сюда к вам условиться, что показывать.Иван Александрович
Спекулянт.
А чем я виноват? Я хотел проехать на юг, чтобы не умереть с голоду в Питере и чтобы не сидеть в чрезвычайке. Это моя вина? Но теперь не время сердиться. Скажите конкретно, что вы будете показывать. Вас арестуют самое большое через час или через два.Иван Александрович
Спекулянт.
Разумеется, сказал. Он меня первым делом спросил, не проболтаются ли другие» Я ему ответил, что говорил с вами и что вы будете молчать. Да что они, дети, что ли? Всякий понимает, что я не мог этого сделать без вашего согласия.Иван Александрович.
Значит, вы сказали только обо мне? Об Антоновых ничего не сказали?Спекулянт.
Ни звука. Я с Антоновыми и не имел дела.Иван Александрович.
И не скажете? Ведь они в самом деле тут ни при чем.Спекулянт.
За кого вы меня принимаете? Разумеется, не скажу.Иван Александрович.
Умоляю вас, валите все на одного меня.Спекулянт.
Охотно. Сказать правду, я слышал, что они давно вас в чем-то подозревают. Я вас не спрашиваю ни кто вы, куда вы едете, я ни о чем вас не спрашиваю. Я только хочу знать конкретно: что вы будете показывать?Иван Александрович
Спекулянт.
Как «улизнуть»? Куда?