Линия фронта прочерчивает небо

«…Прошло всего полминуты, а кажется, гонка эта длится вечно!…»

Каждую секунду он ждал, что снаряды ударят в его машину, и каждую секунду умудрялся избежать смерти. Маневрируя, он сумел рассеять вражеские машины. Остался один-единственный Ф-105, присосавшийся, словно пиявка. Он висел на хвосте МиГа, но не открывал огня, желая, должно быть, ударить наверняка.

— Сволочь, — пробормотал Лыонг, — так… так… оторвись от своих, и я тебе покажу!…

Быстро рассчитав маневр, он решил развернуться, но в это мгновение справа от фонаря кабины сверкнули трассы снарядов. Он бросил машину в сторону. Вдруг резкий толчок вырвал из-под него сиденье.

«Как тряхануло машину!.. Наверно, эта сволочь попала в фюзеляж…»

Он как будто глядел на все со стороны, чужими глазами, ожидая, что истребитель вот-вот развалится на куски. Но рука автоматически передвинула штурвал, МиГ наклонил нос и помчался к земле.

«Слушается руля!…»

Он круто поднял машину вверх, сделал мертвую петлю, и через мгновение Ф-105 промелькнул под крылом его истребителя.

— Ну, теперь тебе гроб! — крикнул Лыонг.

Он вышел американцу в хвост, дал длинную очередь из всех стволов и увидел, как один из его снарядов пробил в крыле «громовержца» здоровенную дыру. Ф-105, покачнувшись, вошел в пике, стремясь оторваться от Лыонга. Он ринулся было за ним, но тут появились несколько «громовержцев», шедших на выручку подбитой машине. Лыонг развернулся, стремясь опередить их и набрать высоту.

Поврежденный Ф-105 уходил, падая с крыла на крыло. У Миллера рябило в глазах, по спине стекали холодные капли пота. В мозгу билась единственная мысль: «Уйти… уйти… вырваться…» Внутри словно оборвалось что-то. Серия зенитных снарядов лопнула совсем рядом. Волосы у него зашевелились, ноги и руки дрожали. Шум, похожий на ржание взбесившегося табуна, раздирал барабанные перепонки.

«Скорость!… Быстрее, быстрее!… Вырваться из этой адской ловушки!…»

Он форсировал скорость до предела, пытаясь набрать высоту. Вдруг самолет звонко обожгло стальным хлыстом, и кабину лизнули желтые языки огня. Миллеру удалось из последних сил нажать кнопку катапультирования, и он вместе с креслом вырвался из горящей машины. Над головой зашелестел вытянувшийся купол парашюта. Но вихрь, рванувшийся за падавшим в штопоре самолетом, не дал ему раскрыться, перекрутил стропы, и Миллер камнем рухнул наземь. Километрах в десяти от него уткнулась носом в рисовое поле полусгоревшая машина…

Зенитки вели массированный огонь. Из своей кабины Лыонг видел, как повсюду — в полях, на холмах, на речном берегу, в лесной чаще — огневыми зайчиками полыхают артиллерийские залпы. Разрывы, поначалу висевшие где-то внизу, вспыхивали теперь выше, частыми лезвиями рассекая строй «громовержцев».

А в небе над аэродромом виднелся лишь МиГ Тоана, летевший ему навстречу. Янки уходили в беспорядке. Лыонг наметил себе одного и обрушился на него сверху.

— Двадцать четвертый! Не открывайте огня по этой машине! Атакуйте четвертую справа!

Выполняя команду «земли», он развернулся вправо, успев заметить, как Тоан пристроился к нему и прикрыл его сзади, и по крутой дуге атаковал американца. Он настигал его: ближе… ближе — вот уже видны головки винтов на сочленениях крыла.

Он нажал гашетку — раз, еще раз…

«Кончились снаряды!…»

Из горла едва не вырвался крик ярости. Ф-105, форсируя скорость, уходил, перегруженный двигатель его извергал раскаленные языки пламени.

Так, сам собою, кончился бой. Небо очистилось. Четыре последних «громовержца», пытаясь построиться в боевой порядок, быстро уходили к реке.

МиГи номер двадцать четыре и тридцать один сделали круг над аэродромом, снизились и прошли вдоль летного поля. Лыонг покачал крыльями, приветствуя друзей на летном поле, обернулся назад и увидел, как Тоан тоже покачал крыльями, машина его словно танцевала в воздухе. Потом он поглядел вниз: люди выбегали на взлетную полосу, обнимались, кричали, размахивали руками, платками, шапками.

X

Август был на исходе. К концу дня чувствовалось, что зной начинает спадать.

Сразу после обеда Лыонг разделся и взялся за поливку овощей, надеясь покончить с грядками дотемна. А Тоан снова вносил усовершенствования в конструкцию курятника. Увлекшись, они не заметили вошедшего во двор человека.

— Эй, Лыонг, это ты?

— Шау!

Лыонг бросил на землю лейку и кинулся к другу.

— Ты что — насовсем?

— Да нет. Только выписался из госпиталя, и сразу упекли в санаторий. Хорошо, Тхуан прислал за мной машину, и я завернул к вам ненадолго.

— А ты растолстел, однако. Как нога?

— В порядке.

Они поднялись на крыльцо. Шау сильно хромал.

Прибежал Тоан. Они вытащили стулья и поставили их рядком на террасе.

— Тоан наконец завершил строительство, — сказал Лыонг, показывая на птичник.

— У вас здесь просто рай! — Шау обвел взглядом «угодье» и засмеялся. — В госпитале сестры извели меня своей дисциплиной и распорядком. Особенно с ними шутки плохи во время тревоги. Доан не вернулся?

— Он еще загорает в санатории. Ты его, наверно, там встретишь…

— Сказать по правде: я, как подлечился, ни одной ночи не спал, и кусок в горло не лезет. Не могу я прохлаждаться!