Линия красоты

Нетерпеливое ожидание разрешилось шумными возгласами и аплодисментами, обращенными, разумеется, к Тоби, а не к оратору. На глазах у Ника выступили слезы, и, чтобы скрыть свои чувства, он глотнул шампанского. И вдруг Кэтрин вскочила, отодвинув позолоченный стул с гнутой спинкой, и бросилась вон из зала, мимо Триштана, который проводил ее удивленным взглядом, словно спрашивал себя, не пойти ли за ней следом. Ник и Рассел ошарашенно уставились друг на друга. Но Тоби уже поднимался с места, и Ник сказал себе: будь я проклят, если на этот раз побегу за ней, я люблю Тоби, люблю его больше, чем всех остальных здесь, вместе взятых, и не уйду из-за стола, пока он говорит.

— Боюсь, папа кое-что перепутал, — начал Тоби. — Я в самом деле пытался взять у него интервью для «Гардиан», но они сказали, что Джеральд Федден их не интересует!

Шутка была простенькая, но друзья Тоби громко засмеялись, и сам Джеральд принужден был выдавить из себя самоуничижительный смешок.

— «Подождем, — сказали они, — пока он не станет знаменитостью». — Тоби повернулся к отцу: — Зная папу, могу заверить, что долго им ждать не придется!

Тони говорил не так, как отец: проще, безыскуснее; шутки его были грубоваты, им недоставало острой, точно бьющей в цель иронии. Поначалу он был очень бледен, как будто вот-вот грохнется в обморок, но скоро расслабился, и на щеки его вернулся яркий румянец. Почувствовав, что краснеет, он нервно улыбнулся.

— Я не буду много говорить, — приглушенные возгласы разочарования, — и прежде всего хочу поблагодарить дорогого и любимого дядю Лайонела за его щедрость и великодушие. Такого потрясающего праздника я даже представить себе не мог. Наверное, теперь я буду всю жизнь с ностальгией вспоминать об этом вечере.

Приветственные возгласы и аплодисменты по адресу лорда Кесслера, который, должно быть, привык к публичным изъявлениям благодарности, но едва ли — к признаниям в любви. При мысли о том, что все Феддены и Кесслеры — одна семья и любят друг друга, у Ника что-то сжалось внутри и на глаза снова навернулись слезы. Он смотрел на Тоби, как смотрят на игру прекрасного актера: восхищаясь им, забываясь в нем, любя его и бескорыстно желая.

— Еще хочу сказать, — продолжал Тоби, — я очень тронут тем, что мои друзья Джош и Кэролайн приехали сюда из Южной Африки. Ребята, раз уж вы здесь, может быть, заодно и свадьбу справите?

Снова смех и добродушные аплодисменты, хотя едва ли хоть один из десяти гостей знал, кто такие Джош и Кэролайн.

Слушая Тоби, Ник снова и снова удивлялся тому, как не похож он на Джеральда — даже по манере речи. Джеральд, опытный и самоуверенный оратор, обучался своему искусству в Оксфордском союзе, оттачивал его на бесчисленных встречах, заседаниях и митингах; в его речи всегда чувствовался холодок неискренности, от которого, как ни странно, его манера только выигрывала. Ораторский опыт Тоби, как и многих его друзей, ограничивался школьными занятиями по риторике — от этого и речь его носила школьный отпечаток, призвук неуверенности в себе и желания завоевать симпатию товарищей. Сейчас, когда он волновался, да к тому же был под хмельком, это особенно чувствовалось. Выступление его было не слишком продумано и представляло собой нечто среднее между торжественной речью жениха на свадьбе и победителя в каком-нибудь соревновании, считающего нужным перечислить поименно всех, кому он обязан своим успехом. В противоположность Джеральду, он стремился переключить внимание слушателей со своей персоны на других. Шутки его были понятны лишь студенческой компании, и политики от его речи заскучали. Слушая Тоби, Ник остро ощущал тоску по студенческим годам, которые теперь — он это чувствовал — скрылись для него за тяжелой, наглухо запертой дубовой дверью. О Нике Тоби не сказал ни слова, однако тот не смутился, восприняв это как знак близости, которую не след выставлять напоказ; и, глядя с другого конца стола на счастливого, раскрасневшегося Тоби и на воздетые в аплодисментах руки слушателей, он почти видел, как срывается с места, бежит к другу и целует его разгоряченное лицо.

Поднявшись к себе, Ник сбросил пиджак и принюхался. Настало время для новой порции «Je Promets». Он прошел в ванную, побрызгал в лицо холодной водой.