Линия мести

Отбой в больнице был строго в девять вечера. Все та же Роза Андреевна зашла к нам в палату, вытащила из подставки две колбочки с таблетками. На одной была написана фамилия Ани, на другой — моя. Мы получили по несколько пилюль, у меня они были белые, розовые и голубые, у Ани — просто белые. Я было поинтересовалась, что нам за лекарства дают, но Роза Андреевна пожала плечами.

— Я вам не могу сказать названия препаратов, — пояснила она. — Их выписывает врач, утром таблетки раскладывают по колбам для каждого больного. Вы же говорите доктору о своем состоянии? Вот исходя из этого, вам и прописывают лекарства. После выписки — это уже касается Анечки — надо будет получить список препаратов, которые потом купите в аптеке.

— Да я знаю, — беззаботно мотнула головой Аня. — Хорошо бы те же самые получить. А то у меня иногда бессонница начинается, когда заданий в университете много, могу несколько часов ворочаться в постели и не спать. А тут — не знаю почему, но со сном у меня вообще проблем нет! Мгновенно вырубаюсь и просыпаюсь в семь утра, хотя дома могу и в пять подскочить!

Девушка запила свои лекарства водой, я последовала ее примеру. В принципе я согласна с Аней — я тоже в больнице сплю слишком много, в обычной жизни мне хватает и пяти-шести часов ночного отдыха, а здесь я прямо-таки на каникулах. Сплю, ем и в принципе, помимо ходьбы и зарядки для тела и ума, ничего больше не делаю.

Убедившись, что мы добросовестно выпили все пилюли, медсестра пожелала нам доброй ночи и выключила верхний свет. Палата погрузилась в темноту.

Глава 3

Я слышала, что в палату кто-то вошел, однако было темно, свет не включили. Наверно, Роза Андреевна проверяет, спим ли мы, лениво подумала я про себя и постаралась снова погрузиться в блаженный, спокойный сон. Мысли, которые текли и без того медленно, казались далекими и ненастоящими, как будто принадлежали не мне, а кому-то другому. Я позволила им лениво проползать мимо, не задерживая ни одну и не сосредоточивая на ней внимания.

Но этот шум упорно мешал мне заснуть — он не затихал, а становился все громче и громче. Я даже немного рассердилась — на дворе ночь, а мне не дают спать. Но когда неугомонный посетитель принялся трясти меня за плечо, я уже не могла не обращать на это внимания. Я с трудом разлепила глаза и кое-как сфокусировала взгляд на ночном госте. Я с трудом разглядела лицо Степана Сергеевича.

— Женя, скорее просыпайся! — повторял он как заведенный. — Твоя тетя, тетушка Мила, она…

— Что? — медленно проговорила я. — Она пришла меня навестить? Мне надо выйти из палаты и поговорить с ней?

Но лицо Степана Сергеевича не выражало никаких эмоций, кроме тревоги. Он покачал головой.

— Твоя тетя… трагически погибла. Мне очень жаль…

Яркая вспышка — и я теряю сознание. Очнувшись, нахожусь уже не в палате, а в машине. Степан Сергеевич за рулем, мы куда-то едем… Только куда? И что с тетей Милой? Она… погибла?… Но может, мне привиделось? Я могла все это сама себе надумать… Только куда мы едем со Степаном Сергеевичем, куда он меня везет?

Я хочу спросить об этом врача, но не могу заставить себя произнести ни слова. Внезапная усталость заставляет меня прикрыть глаза — только на секунду, однако, когда я открываю их снова, картинка происходящего меняется. Я уже никуда не еду — вместе со Степаном Сергеевичем мы стоим на мокрой от весеннего дождя земле. Голые ветки деревьев, еще не успевшие покрыться первой листвой, одиноко тянут свои длинные когти ко мне, точно хотят схватить меня и притянуть к себе. Я оглядываюсь по сторонам — много людей, некоторых я знаю, а некоторых — нет. Лица, бесконечные лица с горестным выражением, черные одежды, скорбные позы… Я смотрю в центр круга, который образован стоящими людьми, и вижу длинный продолговатый гроб. Я, словно зачарованная, подхожу к нему и смотрю внутрь. Спокойное, умиротворенное выражение восковой маски, на которой застыла грустная полуулыбка, скрещенные на груди желтые маленькие руки… Почему-то мертвые так похожи на восковых кукол. В них практически не узнается человек, который когда-то был живым. Я привыкла видеть тетушку вечно суетящейся возле плиты, придумывающей рецепты, изумительно готовящей изысканные блюда… Активной, радостной, заботливой, такой живой и подвижной… Неужели эта восковая кукла — моя тетя? Моя любимая тетушка Мила?…

Я хочу спросить окружающих, не произошла ли какая-то ошибка? Ведь это не может быть моя тетя, это кто-то другой, похожий на нее, но не она! Но вместо вопроса из моего рта вырывается хриплый, протяжный крик.

— Женя! Женя, что с тобой? Женя, Женя!

Меня снова трясут за плечо — то, которое здоровое, трясут за руку. Я понимаю, что это не Степан Сергеевич, голос принадлежит женщине. Но я продолжаю кричать — она что, не понимает, что умерла моя тетя? Что тетушка Мила лежит в гробу, и сейчас гроб закроется, его опустят в могилу, и…

— Женя, проснись!