Линия отрыва

Он поставил чайник (нелегко далось ему тонкое искусство укрощения примуса), почистил картошку. Тетка Авдотья все бубнила себе под нос, но Саша уже не слушал. Что-то казалось ему странным, что-то этакое крутилось в мозгу, но ухватиться за ниточку никак не выходило. Может, насчет работы? Здешней, ленинградской? Как же скучна ему поначалу казалась эта Леноблпотребкооперация! Там он трудился скромным счетоводом. Сводил дебет с кредитом, о чем раньше и понятия не имел… Потом обнаружилось, что и люди интересные, и девочки есть очень даже спелые, – кабы не мысль, что все будет записываться на кристалл, он бы определенно форсировал. Раз уж Люся пожелала ему напоследок «успехов в личной жизни»… И плевать, что личная жизнь получается сугубо виртуальная; а вот забудь он о лаборатории, о серебристом обруче, и как различить, где реал, а где вирт? Чувства-то все те же, а комсомолочки здесь, кстати, вовсе даже не закомплексованные… или так хочется его воображению?

И тут Саша подскочил, будто опрокинул чайник на брюки. Вчера же было одиннадцатое! За Фельдманом должны были ночью прийти! Опечатать комнату. Какой, к лешему, управдом с его претензиями? Сейчас бы вся квартира гудела, как растревоженное осиное гнездо. В материалах же четко сказано – 11 июня, с четверга на пятницу…

Как же так? Не сработал обруч, подавая корректирующий импульс? До сих пор никаких отступлений от вводной не наблюдалось. Или… Может, Фельдмана взяли прямо на вокзале? А Раиса Марковна с Манечкой? Арестовать должны были одного Моисея Абрамовича.

Что же делать? Возвращаться в лабораторию и советоваться с Константином Павловичем? Крайне нежелательно. Во-первых, завлаб с самого начала предупредил, что запись останавливать нельзя. Кристалл загубишь. Все равно как в старое время CDR-диски писали. А гамма-кристаллы – вещь не просто дорогая, а очень дорогая… Во-вторых, на посмешище себя выставишь. Может, это не баг, а предусмотренная программой эксперимента фича?

Значит, так. Прямо вот сейчас на Литейный, отстоять в длинной очереди зареванных женщин, выяснить у дежурного – поступал ли такой Фельдман М.А. Даже если сняли с поезда, то дело-то в Ленинградском управлении заведено, сюда и привезут. Хотя, наверное, справки дают только родственникам… Ну, авось обаяние сработает. А если все путем – завтра надо будет увольняться из кооперации и ехать в Донецк.

Но это все потом, а пока – нажарить картошки. Голодное брюхо к миссии глухо.

* * *

Снилось что-то мутное. Сперва обещанный Манечке котенок, по-чему-то размером с носорога, гонялся за ним и требовал немедленно оплатить по акту, потом товарищ Сталин задумчиво ковырял в носу на их коммунальной кухне, а тетка Авдотья сердито пеняла ему за невымытый пол. А в конце концов симпатичная экспедиторша Леночка оседлала Константина Павловича и, колотя его по лысине, неслась по ночной степи навстречу огромной апельсиновой луне…

Саша рывком сел на кровати. Ночь… где-то на улице фонарь и аптека. Ходики негромко тикают… Сон внутри сна. «С физиологической точки зрения, – объяснял Константин Павлович, – ваше состояние во время сеанса является особого рода сном. Нет, не гипнотическим, гипноз нужен только в начальной фазе. Здесь нечто иное».

В дверь постучали – как-то неуверенно. Не понравился Саше этот стук, сердце на мгновение провалилось куда-то в область желудка. Он вскочил с кровати, принялся нашаривать в темноте брюки.

– Кто там?

– Сашенька, открой! – голос тетки Авдотьи напоминал выжатую половую тряпку. – Тут это… такое значит…

Он щелкнул выключателем, комнату затопил жиденький, тусклый свет. Уже догадываясь о своем ближайшем будущем, отодвинул засов.

Тут же, оттеснив бледную тетку Авдотью, в комнату вломились трое. Парочка молодых людей в гимнастерках и красноармеец с винтовкой, сейчас же занявший позицию у дверей.

– Гражданин Лучницкий? Александр Степанович? – ухмыльнулся один из визитеров, похожий на обожравшегося сметаной кота.

Ну вот, приплыли… Что ж, такой поворот исключать не стоило. Но что же теперь делать-то?

– Ну, предположим, – кивнул Саша. – А вы, извиняюсь, кем будете?

– А мы, извиняюсь, будем из органов безопасности, – расплылся второй и даже обмахнулся какой-то корочкой. И тут же, без всякого перехода, заорал: – Контра, гнида! Сгною!

На пороге маячила тетка Авдотья, на лице ее страх смешивался со жгучим любопытством. Взяли в понятые, решил Саша.

Нет, надо что-то делать. И прямо в ближайшие секунды. До конца сеанса еще пять часов, кристалл пишется. Значит, «всплывать» нельзя. Но как же миссия? Сколько продлится следствие? Недели? Месяцы? И стоит ли полагаться на пресловутое «обаяние»? Да, ему здесь почему-то все верят, но есть же какой-то естественный предел. Не волшебник ведь. А за это время с лишенными его присмотра Фельдманами всякое может случиться. И эксперимент не даст ожидаемых результатов. А Моисея Абрамовича погонят на Колыму. А Манечку сунут в детдом для врагов народа.

Чушь, конечно. Никто никуда никого не сунет, игра это все. Игра воображения. И тем не менее… Пускай игра, пускай вирт, почему же их так жалко?