Линия перемены дат

«Каков он, этот парень? — думал старший следователь. — Наверное, такой же, как Кузьма Кондаков».

При воспоминании о молодом котельщике Трофимов улыбнулся.

«Какой парень! Сколько внутренней честной силы. А как он смотрел на Пряхина. Ведь это не была ненависть к человеку, едва не убившему его. Эта ненависть шире и глубже личной. Ненависть к шкодливому вору, забравшемуся в наш светлый дом. Это — классовая ненависть. Почему это мне раньше не приходило в голову? Прав полковник Горин, светлая голова, много думающий о судьбах людей человек».

На память пришли слова полковника: «Поймите, нужно очень любить наших людей и верить в них, чтобы, сталкиваясь ежедневно с грязью, не превратиться в черствого человеконенавистника. Не обобщайте в фигуре преступника настоящих людей. Не сосредоточивайте на нем всего своего внимания. Присматривайтесь к тем людям, которые помогают вам изъять преступника из нашей семьи. Это — люди, ради которых стоят и хочется жить без конца. Только так вы не превратитесь в ремесленников, а будете настоящими государственными деятелями…»

«Да, сколько нужно внимания к своим подчиненным и раздумий над их деятельностью, чтобы собрать воедино ошибки, проанализировать характеры и найти правильный путь избавления от них…

Почему же я считал, что чем ближе человек к управлению, тем выше и многообразнее его достоинства? Себя, что ли, хвалил?»

От этой мысли Трофимову стало жарко. Сквозь открытый иллюминатор он услышал ровный негромкий голос капитана 3 ранга Прокопенко. Тот неторопливо поучал какого-то невидимого Трофимову матроса. Скорее всего молодого, судя по старательным, торопливым «есть» и «так точно».

«А как же я сам отнесся к Феоктистову по приезде в Северогорск? Да, видимо, до седых волос или полного безволосья все время надо учиться и поправлять себя… Да, учиться. Учатся все… Перевозчиков учился, Штанько — тоже. А Зоя Александровна — учит. Вот и нашел решение! Пусть Штанько отвлечет ее учебой, консультацией какой-нибудь, что ли. Если она умна и осторожна, то не откажет. Что и требуется».

* * *

Войдя в коридор домика, в котором жил Федосов, Штанько спугнул от их двери соседку. Лицо женщины было блаженно-внимательным. Она подслушивала. Глав-старшина как ни в чем не бывало весело осведомился у нее, кивнул на дверь:

— Хорошо слышно? Хозяева дома?

Смущенная женщина зло посмотрела на него и, не ответив, переваливаясь оплывшим телом, как утка, прошаркала стоптанными сандалиями по коридору в свою комнату, сильно хлопнув дверью.

«Прервал на самом интересном месте», — подумал главстаршина и осторожно постучал к Федосовым. Ответа не было.

Невольно он прислушался. За тонкой дверью отчетливо слышались возбужденные голоса людей.

— Просто мне захотелось сегодня, — просительно хрипел басок Федосова.

— С какой это радости, — насмешливо отозвалась Зоя Александровна.

«Однако у нашей учительницы далеко не такой ангельский характер, как это предполагал Алексей, — подумал Штанько. — Что же это я подслушиваю? Отогнал женщину, а сам подслушиваю…»

— Ведь ты же обещал не пить больше, — закончила Зоя Александровна.

— Зачем же ты привезла целую канистру спирта? — уже с некоторой злостью отозвался Федосов.

— Тебя так легко не отучишь…

— Лжешь. Ты сама предлагала мне выпить. Ты думаешь, я не понимаю? О, я все хорошо понимаю. Ты меня нарочно напаивала, когда собиралась на свидания с этим мальчишкой-радистом. Я молчал. Тебя берег. А ты жалеешь.

— Не дам. Вы сами лжете, — резко возразила Зоя Александровна, в запальчивости переходя на «вы».

— Это не доказательство.

Наступило молчание. Потом женский голос прозвучал ласково:

— Ведь это неправда, Кирилл. Вспомни хорошо. Ведь уже после гибели Алексея ты у меня не один раз просил выпить. И я не отказывала. Даже сама предлагала. Зачем же ты меня обижаешь. Я знаю — тебе трудно. А разве мне легко?

— Виноват, Зоенька, я неправ. Прости, родная.

— Кажется, у супругов наступило примирение, — решил Штанько и сильно постучал в дверь.

— Можно на минуточку к Зое Александровне? — осведомился он у веселого, против обыкновения, механика. Когда Зоя Александровна вышла из спальни, главстаршина вполголоса попросил:

— Вы не сможете меня проконсультировать по органической химии? Без Алексея плохо получается… Вы извините меня…

— Пожалуйста, — с готовностью ответила молодая женщина. — Только у меня не прибрано…

— Так у нас удобнее. Вы не возражаете? — повернулся Штанько к Федосову. Тот что-то буркнул и показал главстаршине сутулую спину.

Штанько шел немного позади Зои Александровны. Из головы не выходил разговор учительницы с мужем. «Странная это история. Как же это она, учительница, сознательно спаивала Федосова. Зачем? Ведь он — золотой мастер. Ему бы только и избавиться от своей болезни после женитьбы». Главстаршина с неприязнью смотрел в спину молодой женщины. Что-то звериное, крадущееся почудилось ему в легкой походке женщины. «А тут еще инструктаж следователя. Он же опытный человек и, наверное, уже кое-что знает о ней. Посмотрим», — решил он, предупредительно отворяя перед женщиной дверь в свою каютку.