В американских вестернах «кавалерия на холмах» всегда приходит на выручку в самом конце – так и тут она припожаловала в сумерках в виде КМ, малого катера. На русском флоте завсегда отличались смекалкой – Николай Михайлович даже глазам не поверил, увидев чапающий вдоль островов катер с несколькими деревцами на палубе, затянутый маскировочной сетью. Такой плавающий островок среди прочих, к которым стоит прижаться поближе и от настоящих уже не отличишь, если долго не присматриваться. А выкормыши Геринга вряд ли настолько наблюдательны, раз морякам до сего часа удается их обманывать столь нехитрыми уловками.
Вот только встречу нельзя было назвать радостной – нет, конечно, явно взбодрились, найдя на островке искомого всеми генерала, однако, обнаружив в камышах трупы, вот уже четверть часа «травили» обед всем экипажем, с характерными стонами и причитаниями. Парни совсем молоденькие, смерть в глаза не видели, тем более в таком жутком обличье. Матросиков трое, да четверка курсантов – все семеро позеленели, как жабы, и сейчас нуждались в помощи Софьи. А вот командир катера, которого Николай Михайлович сразу окрестил про себя «боцманом» – больно колоритный типаж, – оказался много крепче их. Лет так за пятьдесят, небольшого росточка, но крепенький, усы как у маршала Буденного – целые усища, право слово – лихо заломленная бескозырка со старорежимной лентой с золотистыми буквами «Баянъ». Вот он сейчас и припожаловал к дымящему трофейной сигаретой Гловацкому, раскачиваясь при ходьбе, как свойственно «старым морским волкам».
– Присаживайся, старшина, – Николай Михайлович хлопнул ладонью по траве, на бугре было сухо. – Вот покури, зрелище, как я понимаю, не всем по вкусу пришлось?
– Благодарствую, ваше превосхо… Виноват, товарищ генерал. Да уж, видел я в жизни чудес, но такого…
Моряк сглотнул, закурил предложенную сигарету. Потряс головою и пытливо посмотрел на генерала. И произнес всего одно слово:
– Крокодилы?
– С чего ты взял?!
Гловацкий с интересом посмотрел на моряка. Старый служака только усмехнулся ему в ответ и медленно заговорил, негромко, стараясь, чтобы не услышали матросы.
– Я, товарищ генерал, на озере с младых ногтей, только на десять лет перерыв случился, когда царю служил. Даже в Гражданскую войну в здешних местах мне воевать пришлось. Дядька у меня этими чудищами занимался, интерес к ним имел. Вот только бывалые люди не говорят о них…
– Почему?
– Пристав так дядьке и сказал – что ты народ будоражишь россказнями о крокодилах? Они нам что, жить сильно мешают?! Вот понаедут чиновники, тогда всем худо станет. Да и видели их последний раз старики еще до отмены крепостного права. Перебили тварей давным-давно, еще до того, как поляки наш Псков осаждали, при Иване Грозном. Больно досаждать стали, из реки лезли, людей и скотину рвали. Дядька в летописи про то нашел записи, у нас в монастыре хранилась. Вот народ поднялся всем миром, и тварей подчистую извели. С тех пор они на глаза и не попадаются, я только раза два слышал от знающих людей, что на островах их следы видели. Но давно это было…
– Когда?
Николая Михайловича стал одолевать нешуточный интерес. «Забрало» – как говорят. Он неожиданно вспомнил: один из сибирских писателей
– Еще до той войны с германцами я как раз на побывку домой пришел. А тут лапищу сразу узнал, мне рисунок следа дядька показывал. Вы немака зарезали, товарищ генерал, да отволокли к чухне – на горле разрез от ножа. А тех раньше
Гловацкому стало плохо, но не от подробностей: «Выходит, пока мы с Софьей миловались, крокодилы вернулись и погрызли унтера?! Твою мать! Они же могли и на нас напасть, пока в сладком дурмане пребывали. Как же я так прошляпил?! Труп отволок, но ведь не слышал, как туда выползли твари снова и трапезничали!»
– Какие они хоть с виду?
– На крокодилов похожи, старшина. Только окрас не столько зеленый, а коричневый. Хвост короче, морда тупая, но зубов до хрена. Лапы у них чуть длиннее, шустрые рептилии. И вот что странно – глаза вроде белые.
– Оно и есть! Их так и называли в ранние времена – чудь белоглазая! И озеро от чудищ – Чудским!
– А эстонцев прежде чудью не называли?
– Называли, но не прижилось. Так обычно чухонцами, чухной больше. А эстонцами лишь недавно, после революции. Какие будут нам приказания, товарищ генерал, – старый моряк встал, ожидающе посмотрел на Гловацкого. Тот тоже поднялся, стряхнул ладонью пепел со штанины.