Линия Жизни

— Заходи, подруга, — толкнула калитку местная. — Меня Василисой зовут. По прозвищу Прекрасная.

— Э-э-э-э… Очень приятно. А я Людмила. Прозвища нет, — ответила я, прикидывая, что прекрасного обнаружили соотечественники в моей провожатой. Разве что живописный синяк?

— Стало быть, не местная ты. У нас тут все с прозвищами, только так друг друга и различаем, — продолжала она, ловко пробираясь по двору меж коровьих лепешек и старой соломы. — Осторожно, не вляпайся! Ну вот, вляпалась. Эх, ну говорила же! У нас тут, в Бодуне, все время под ноги смотреть надо.

— Что вляпалась, то вляпалась, — сквозь зубы пробормотала я. — Как говорится, «привет с Большого Бодуна»…

— Прополощи ногу в корыте, вон там, у крыльца. И давай в избу! — распорядилась Василиса Прекрасная. — Муж мой сейчас в отъезде, так что вдвоем покукуем.

— А почему у вас прозвища? Фамилий вам, что ли, мало? — поинтересовалась я, болтая ногой в разбитом корыте, таком же жалостном, как и все остальное.

— Прозвища — это чтобы фамилию не позорить, — пояснила она. А то как учуют, что ты с Большого Бодуна, ну и отношение уже соответственное. Родственники из других селений потом обижаются. Слава о нашей деревне дурная, понимаешь ли. А с чего бы? Деревня как деревня, живем, хлеб жуем…

Я осмотрелась: внутри избы было так же непрезентабельно, как и снаружи. Лавки деревянные, стол, печь, допотопная кровать с металлическими шишечками, и все какое-то закопченное и пыльное.

— Синяк почти сошел, — озабоченно проговорила Василиса, рассматривая себя в треснувшем тусклом зеркале. — Надо будет моего вывести из себя как следует, чтобы обновил.

— Зачем??? — вылупилась я.

— Бьет — значит, любит, — объяснила Василиса. — У нас тут если какая баба без синяка пройдет, так все сразу решат, что мужик к ней всякий интерес потерял. Только мой Василий меня знаешь как любит? С самой свадьбы еще ни разу на люди без фингала не показывалась!

— М-м-м-м-м… — неопределенно промычала я. Мне такая постановка вопроса показалась весьма спорной, но высказываться вслух я не стала.

— Ты не стой, вон бадья, вон ковшик, черпай и пей, — спохватилась Василиса.

Я двинулась к бадье, зачерпнула, и прежде чем успела осознать, что за запах идет от этой жидкости, сделала большой глоток и тут же закашлялась. В бадье плескалась натуральная самогонка.

— А! О! — никак не могла выдохнуть я.

Да кто ж так пьет! — подскочила ко мне Василиса. — Выдохнуть надо, выдохнуть, а потом уж хлебать! На вот, огурчиком занюхай.

Я схватила огурец и начала лихорадочно хрумкать.

— Да нюхать надо было, — неодобрительно заметила Василиса. — Так закусывать — никакой провизии не напасешься.

— Ты чего не предупредила? — отдышавшись, спросила я. — Я думала, там вода…

— Да мы ее, родимую, как воду и хлещем, — пожала плечами Василиса. — А чего еще делать? Ну ты как, ожила?

— Да вроде, — ответила я.

Действительно, мне стало теплее, и восприятие обострилось — вроде и краски стали ярче, и звуки четче. Паника куда-то отступила, и на душе стало веселее.

— Садись, Людмила, за стол, разговеемся, — пригласила хозяйка. — Чтобы жизнь раем показалась!

Я присела на лавку, Василиса тем временем брякнула на стол две стопки, миску с картошкой в мундире и банку с солеными огурцами.

— Ну, за нас, красивых! — провозгласила Василиса, и мы опрокинули по стопочке.

Самогонка была вонючая и крепкая: мне сразу ударило в голову. Разумеется, дома я такую гадость не пью, я предпочитаю качественное марочное вино, как вариант — коньяк, но отказываться было неудобно: все-таки Василиса меня приютила и вообще отнеслась ко мне по-человечески. Кстати, теперь она мне не казалась уже ни помятой, ни хмурой. Очень даже симпатичная женщина. Пожалуй, даже и Прекрасная. Недаром ей такое прозвище дали. Ей даже синяк был к лицу.

— Хорошо, да? — заулыбалась Василиса. — Крепкая, зараза! Ну, давай по второй. За наше процветание!

Вторая стопка пошла легче — видать, я уже привыкла к запаху. После нее во мне что-то освободилось, плечи расправились и спинка выпрямилась.

— Королевишна, — одобрительно глянула Василиса. — Покурить хочешь? Так-то я некурящая, но под это дело иной раз позволяю.

— И у меня то же самое, — согласилась я. — Только у меня нет.

— И у меня нет. Но у моего на печке запас сушится. Сейчас достану парочку.

Курить мы пошли на крыльцо. Я выпустила дым — и с огромным удивлением заметила, что деревня волшебным образом изменилась. Или я к ней раньше предвзято отнеслась? Очень даже симпатичная была деревенька. Маленькие игрушечные домики, миленькие такие улочки, всякие кустики и деревца то тут, то там в живописном беспорядке, славные коровки и овечки, даже лужицы весело так поблескивают — в общем, классический пасторальный пейзаж.

— А у вас тут хорошо, в Большом Бодуне, — похвалила я. — Ничего себе деревенька.

— Жить можно, — кивнула Василиса. — Когда бадейка полна, тогда и жизнь ничего кажется. Вот когда пустая — тогда грустно. Еще по одной?

Третью мы выпили, по традиции, за любовь.