Линия жизни

Советский Союз был страной тотального дефицита товаров народного потребления: одежда, обувь, косметика, книги, продукты, стройматериалы – всё нужно было достать, добыть, урвать. Между тем, снабжение братских союзных республик, как, впрочем, и Московских или Ленинградских магазинов было не в пример лучше. Вот эти предприимчивые ребята и занялись устранением существующего перекоса товарного рынка: покупали в одном месте и продавали в другом, за что и получили немалые срока.

После завершения судебного процесса в местных газетах даже была напечатана соответствующая идеологически выдержанная статья «Коробейники на Невском». А ведь занимались они тем же, чем в девяностые занялось полстраны, когда толпы оставшихся без работы людей ринулись в Польшу, Турцию, Китай, откуда сумками и контейнерами везли необходимый населению ширпотреб.

Только наши спекулянты делали это внутри страны, улучшая показатели советской торговли. Не будем забывать, что создали дефицит не они. Да, спекулянты – уж назовём их этим привычным словом – получали от своей коммерции определённый навар, но ведь, во-первых, имелись неизбежные накладные расходы, а, во-вторых, совершенно бесплатно то же самое могла делать наша советская торговля, но ведь почему-то не делала…

Скоро на волю. 1969 год

Подходили сроки и уходили на волю друзья и знакомые. Ушёл Витя Шайда (Шмыгло) из Каменск-Уральского, ушли Саша Костоусов и Боря Максимовских (Макс). Готовился к освобождению Балда – ему тоже скостили несколько месяцев. Проводы друзей на свободу обставлялись определённым ритуалом. Спиртного в колонии было не достать, а вот чай имел хождение. Приобретали обычно плитку или две, заваривали бадью чифира, в зависимости от количества провожающих, садились вокруг неё где-нибудь в закрытом помещении и пили. Признаюсь, лично я никакого удовольствия от этого не испытывал, но традиция есть традиция.

Так провожали всех корешей. Провожали со слезами на глазах, давая обещания обязательно встретиться на свободе.

Наступил последний год моего заключения. В феврале я получил ещё одно печальное известие: повесилась вдова моего отца Анна – мать Толика и Валерки. Повесилась после своего дня рождения, оставив мальчишек круглыми сиротами. Если б мы только могли предположить, каким эхом отзовётся это событие много лет спустя!

А ведь бабушке в то время уже перевалило на девятый десяток, и двух пацанов ей было просто не потянуть.

Новость я узнал от начальника отряда лейтенанта Васина. Наш бывший – Вася Быков – был к тому времени назначен начальником колонии где-то на Севере.

Настроение стало – гаже некуда: я понимал, что это событие коснётся напрямую и меня.

Вскоре приехала на общее свидание бабушка. На неё было жалко смотреть: бабуля ещё больше высохла – так, по крайней мере, мне казалось. Она рассказала, что Валерку и Толика забрал к себе младший брат Анны, Вася Чагин, который только-только создал свою семью и обзавёлся ребёночком. Сам Вася был на год моложе меня, работал на Полевском заводе рабочим, еле-еле сводил концы с концами, а тут ещё два новых рта. Я представил, какая это будет для него ноша…

Бабушка сказала, что детей Вася увёз в Полевской, а вот дом и хозяйство без моего согласия продать невозможно, так как я тоже являюсь наследником. Согласие тут же было оформлено начальником отряда и передано бабушке. Вскоре от неё пришло письмо, что всё продано, правда – переживала она – почти за бесценок: очень торопились. Мне стало спокойнее: теперь точно с голоду не помрут, до моего возвращения денег им должно хватить.

Потянулись последние месяцы моего пребывания в ИТУ№2. Задача была: заработать за оставшееся время как можно больше. В отряде было заведено так: если человек готовился к выходу на свободу, ему старались подкидывать более высоко оплачиваемые операции. У нас на тот период заработок был и так весьма приличный, но ребята решили, чтоб часть общего объёма я закрывал на себя.

И вот, наконец, тридцатое октября! По традиции заварили ведро чифира. Подошли кореша из других цехов: Игорь Иванюк (Хохол), Коля Козловский, Коля Мишунин и многие другие…

После обеда позвали на выход. На вахте произвели досмотр, чтоб чего не вынес. Бухгалтер выдал заработанные деньги, если не изменяет память, тысячу двести восемьдесят шесть рублей. Открылись несколько решётчатых дверей, и я оказался на воле.

Свердловск. Это сладкое слово «свобода». 30 октября 1969 года

Встречала меня, как оказалось, одна бабушка с совершенно мокрыми от слёз глазами. На душе было радостно и тревожно одновременно, состояние какой-то оглушённости. Вдруг увидел бегущего человека – это был Саня Костоусов. Он знал и помнил день моего освобождения, а время всегда было примерно одно и то же. Саня уже снова работал на кладбище и, закончив дела, поспешил меня встретить.

Втроём мы дошли до остановки, посадили бабушку на троллейбус и, хоть она очень волновалась и переживала за меня, отправили к тёте Физе, а сами пошли к Максу – в их знаменитый дом на Ленина, 5.