И все же ни одна из экстремистских испанских политических партий не совершила государственного переворота, в отличие от России. Июльский мятеж 1936 года был подготовлен и поднят полулегальным офицерским объединением – Испанским военным союзом. (Он не был партией. Деятели союза критически относились ко всем партиям и к партийному правлению в целом.) Мятеж поддержала Фаланга и значительная часть монархистов. Все прочие партии и движения – от баскских и каталонских националистов до анархистов и коммунистов выступили на защиту Республики. Два влиятельных профцентра, охватывавших не менее половины испанского пролетариата (как индустриального, так и сельского), ответили мятежникам всеобщей бессрочной забастовкой[12]
. Законное правительство удержало столицу и сохранило обширную территориальную базу – почти 75 % страны. В то же время на стороне тех, кто призвал восстать против законной власти и поднял против нее оружие, оказалась большая часть вооруженных сил (почти как в России) и практически все чиновничество. В данном феномене, помимо всего прочего, отразились глубокие противоречия между регионами Испании. На них следует остановиться.Пути развития и перспективы Севера и Юга Испанского королевства разошлись давно. Метрополией страны и ее фасадом после Реконкисты[13]
являлись густонаселенные и застойные[14] аграрные регионы: Кастилия в Центре и Андалузия на Юге, население которых образует ядро испанской нации. Интересы этих регионов длительное время отражал и отстаивал Мадрид. Их уроженцы господствовали в госаппарате, судах, силах безопасности и в вооруженных силах королевства. Благосостояние земельной аристократии данных регионов («серой Испании») зиждилось не на земледелии и животноводстве, а на ограблении колоний – первоначально Нидерландов, затем стран Южной Америки и Италии[15]. Доминантами же развития Каталонии и Бискайи, расположенных на Севере королевства, рано стали другие секторы экономики: ремесла, мореплавание и внешняя торговля. Латифундистам «серой Испании» с их паразитарным образом жизни и экономической некомпетентностью[16] помогали держаться на плаву сперва богатства колониальной империи, а позже Испанский банк, выделявший помещикам кредиты под низкие проценты и с протяженным сроком возвращения[17]. Между тем бизнес-сообщество Каталонии и Бискайи в поисках дешевого кредита вынужденно обращалось в Париж и Берлин, а охота за инвестициями приводила басков и каталонцев за Ла-Манш – в Лондон и даже в Западное полушарие – в Нью-Йорк и Монреаль. Невзирая на не очень благоприятные условия, в Каталонии и Бискайе сосредоточилась обрабатывающая промышленность и большая часть топливно-энергетического сектора испанской экономики. Индустриальной и культурной столицей Испании и ее крупнейшим мегаполисом уже в XIX веке стала опередившая Мадрид Барселона. Таким образом, после утраты Испанией необъятной колониальной империи локомотивами модернизации страны оказались этнические меньшинства – баски и каталонцы[18]. Однородно испанские Центр и Юг шаг за шагом превратились в периферию, которой северное бизнес-сообщество пользовалось в качестве резервуара недорогой рабочей силы и источника сырья, тогда как «серая Испания», контролируя механизмы центральной власти, обременяла прогрессивных северян повышенными налогами.Замена монархии республикой в известной степени стала импульсом к модернизации «исторически сложившегося» положения вещей. Революция 1931 года знаменовала успех Северной Испании в ее старинном и трудном политическом противоборстве с консервативными Центром и Югом. Со сменой лиц у руля центральной власти Мадрид стал корректировать государственную экономическую политику в пользу урбанизированных промышленных регионов. Но издержками данного успеха обернулось крайне враждебное отношение к Республике со стороны очень влиятельных социальных групп, прочно связанных с помещичьим укладом жизни Центра и Юга. Этими группами были профессиональное офицерство и римско-католическое духовенство.
Как и в нашей стране и в противоположность США, испанская Гражданская война охватила всю страну. Своеобразие испанской ситуации в первые недели Гражданской войны заключалось в следующем.
Современников (особенно иностранных наблюдателей) ошеломляла и озадачивала защита левоэкстремистскими силами «буржуазной Республики» с ее умеренным конституционно-политическим режимом. (Впрочем, наша страна создала подобный прецедент двумя десятилетиями раньше – ликвидацию выступления Корнилова объединенными усилиями умеренно демократического Временного правительства и левых экстремистов. Это был отечественный опыт Народного фронта[19]
, к сожалению, кратковременный и долго не получавший взвешенной оценки ни у нас, ни за рубежом.)