Читаем Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории полностью

Относительное большинство (ориентировочно 50–60 %) слоя российской интеллигенции после колебаний и сомнений осталось на стороне лояльного к законной власти социального меньшинства (большая часть инженерно-технической интеллигенции, а персонально – Гумилев, Меньшиков, Ольденбург, Розанов, Сергеев-Ценский, Шмелев, Шульгин). 10–15 % интеллигенции, в основном творческой и отчасти научной, поддержало восставших (выбор Блока, Вахтангова, Есенина, Маяковского, Мейерхольда, Тимирязева). Некоторая часть лиц умственного труда (вероятно, порядка 10 %) влилась в ряды «третьей силы» – зеленого движения, прародителями которого были очень активные и влиятельные в 1917–1919 годах анархо-коммунисты. (Влияние последних было тогда равно влиянию большевиков, временами и местами превосходя его. Повторяя мысли анархистов, многие большевистские агитаторы безответственно предрекали скорую отмену денег и превращение золота в стройматериал при возведении общественных туалетов.)

Действия прочих лиц умственного труда тоже были многовариантными. Одни из них под властью красных пытались сохранить нейтралитет и что-то похожее на независимость (Бехтерев, Вернадский, Волошин, Горький, Кареев, Мичурин, Павлов, Тарле, Туполев, Циолковский). Другие оказались за пределами родины (вариант Амфитеатрова, Андреева, Вертинского, Зворыкина, Куприна, Мережковского, Милюкова, Мозжухина, Прокофьева, Рахманинова, Репина, Северянина, Цветаевой, Шаляпина). Третьи погибли от лишений, как, например, Бубнов, Жуковский, Кладо, Чернов[27]. Четвертые в ходе войны превратились в маргиналов.

Среди интеллигенции огромными были процентные потери умершими от голода или болезней – на несколько порядков выше, чем среди рабочих или крестьян. Напрашивается вывод о катастрофическом разрушении слоя российских интеллектуалов. К 1920-м годам от предвоенной малочисленной, но высококвалифицированной интеллигенции в пределах собственно России остались обломки.

Таким образом, интеллигенция стала жертвой Гражданской войны, за соскальзывание страны к которой она вместе с буржуазией в немалой степени несла ответственность (нигилистическое отношение к государственной власти, к ее носителям – Николаю II, Витте, Столыпину, Керенскому, сочувствие экстремистам, декадентское пренебрежение религиозными и семейными ценностями, догматическое преклонение перед трудящимися массами при плохом знании глубин народной жизни и т. д.). Слабость связей умственного авангарда общества с основными общественными слоями, присущая нашей стране (и очень многим странам Востока), сказалась в данной ситуации со всей полнотой и непреложностью.

В заслугу российской (и не только) интеллигенции следует поставить ее жертвенность, умение идти против течения даже в обстановке государственной катастрофы и распада устоев. Когда на стороне левых экстремистов, одним броском захвативших власть, было колоссальное социальное большинство (1918–1919 годы), большая часть интеллигенции не влилась в его состав. Многие интеллектуалы, начиная с безмерно далекого от экстремистов Ивана Бунина и кончая близким к ним Максимом Горьким, уже тогда определили, что несет с собой большевизм и каковы будут плоды его господства[28]. Непокорность расколовшейся, иногда умиравшей с голоду интеллигенции роднила ее с лучшими элементами других социальных слоев и групп (рабочих, духовенства, крестьянства). Эта непокорность была еще одним барьером на пути всеобщего межклассового озверения. «Гнилой либерализм» интеллектуалов, их «интеллигентские мерехлюндии» на протяжении жизни нескольких поколений питали уничтожающие отзывы большевистских руководителей во главе с Лениным, а затем Сталиным об интеллигенции, к которой коммунисты решительно всех рангов себя не причисляли.

Испания в данном отношении сильно напоминает Россию. Наиболее физически пострадавшей и униженной во время Гражданской войны социальной группой там тоже была интеллигенция. Напомним о судьбах Блока, Гумилева, Есенина, Жуковского, Куприна, Цветаевой в нашей стране и Лорки, Мадарьяги, Мачадо, Ортеги-и-Гассета, Пикассо, Унамуно и Эрнандеса – на Пиренейском полустрове. Драматическое завершение жизненного и творческого пути философов и литераторов Николая Гумилева, Федерико Гарсиа Лорки, Михаила Меньшикова и Мигеля Эрнандеса[29], Александра Блока, Антонио Мачадо и Мигеля Унамуно[30] удивительно однотипно. Победа восставших против Республики испанских военных, нашедших прочных союзников в крестьянской среде, тоже не могла не способствовать снижению социального статуса интеллигенции. А слово «интеллигент» в устах победивших националистов, как и у большевиков в Советском Союзе, надолго стало презрительно-бранным. Этому обстоятельству нисколько не помешало (хотя должно было помешать) то, что в лице националистов у власти в Испании утвердились вовсе не безбожники, а практикующие католики, регулярно молившиеся и исповедавшиеся в церкви и знакомые с учением о милосердии и сострадании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное