Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Рабовладельцы США, политически сплотившиеся вокруг южного меньшинства Демократической партии, воспринимали борьбу против федералистов как собственное, кровное дело. Сразу после канонады в Форт-Самтере они наладили механизм пожертвований на военные нужды родных штатов, действовавший до конца войны. Молодые плантаторы массами и добровольно поступали в армию. Будучи опытными наездниками и умелыми стрелками, они составили костяк высокоманевренной конфедеративной кавалерии, которая сохраняла качественное превосходство над конными и тем более пехотными частями северян почти до самого конца войны[21].

Помещичье же сословие России, постепенно скудевшее, но все еще сохранявшее в своих руках более половины обрабатываемых земель и немалые состояния, проявило политическую близорукость и военно-организационную несостоятельность. За сорок с лишним лет, прошедших после великих реформ Александра II, оно так и не оправилось от потрясения, вызванного утратой права на бесплатную и покорную рабочую силу. Магнаты земельной собственности – Бенкендорфы и Волконские, Гагарины и Оболенские, Олсуфьевы и Родзянко – были захлестнуты смерчем событий сначала февраля, затем октября 1917 года. Они оказались неспособными объединиться вокруг какой-либо влиятельной политической партии и большей частью пытались спастись бегством за границу. В лучшем случае они оказывали разнуздавшейся народной стихии вооруженное сопротивление в масштабе родных усадеб. Оно не могло быть успешным, ни хотя бы длительным. Револьверы не были действенным оружием против винтовок, гранат и пулеметов, привезенных фронтовиками. В 1917–1919 годах в полной мере сказалась слабость военных навыков отечественного поместного дворянства и невысокий уровень его политизации, что облегчило положение овладевших столицами и железнодорожными магистралями левых экстремистов.

Сходство же обоих классов нашло выражение в том, что им не удалось в дальнейшем восстановить прежних экономических и политических позиций. (Немалая часть российских и американских крупных землевладельцев была физически истреблена в ходе военных действий.) В двух странах из трех указанные классы потерпели в ходе Гражданской войны всеобъемлющее поражение и перестали быть фактором исторического развития.

Не так развивались события на Пиренейском полуострове.

Испанские крупные землевладельцы – семейства герцогов Альбы и Мединасели, маркизов Лука де Тена, графов Романонесов и Эррера и им подобных, во-первых, оказались способными к самоорганизации. Накануне войны они сплотились вокруг созданной группой монархистов клерикальной Испанской конфедерации автономных правых. Во-вторых, они, как в Америке, дружно помогли июльскому восстанию военных денежными средствами и добровольцами[22]. Восставшее меньшинство, поддержанное решительно всеми испанскими помещиками, привлекло затем на свою сторону немалую часть крестьянства (см. ниже) и превратилось к 1940-м годам в победоносное новое большинство. Магнаты земельной собственности, на короткое время лишившиеся было в ходе аграрной реформы (на республиканской территории) недвижимой собственности и привилегированного положения, вышли из перипетий войны и революции победителями.

Последнее положение приходится сопровождать оговоркой. Испанские помещики вернули себе немалую часть материальных богатств, но не привилегии[23]. Остатки феодальных повинностей, сохранявшихся в периферийных районах Испании (Андалузия, Леон, Наварра) вплоть до 1936 года, в дальнейшем не были восстановлены.

До начала Гражданской войны включительно сходным образом складывались судьбы духовенства многоконфессиональной России и преимущественно католической Испании. Священнослужители обеих стран в своей массе связали судьбу с первоначальным социальным меньшинством. Однако в России социальное меньшинство выступило против большевистского переворота 1917 года, а в Испании оно поддержало военный мятеж 1936 года. Отсюда проистекали глубокие различия в дальнейшем статусе и судьбах духовенства двух стран.

В нашей стране многоконфессиональное духовенство оказалось разделенным катастрофой Гражданской войны. Большая часть христианского, буддистского, иудейского духовенства пыталось занять позицию «над схваткой». Законно избранный глава православной церкви патриарх Тихон (Белавин), оказавшийся на территории красных, колебался между принципиальным невмешательством в братоубийственную войну и публичным осуждением одной из воюющих сторон – левых экстремистов в виде анафемы 1918 года, что уже было вмешательством. В то же время патриарх последовательно отказывал вождям Белого движения в публичном благословении.

Меньшая же часть христианской церковной иерархии и мусульманское и буддистское духовенство отбросила принцип неучастия в политике и решительно встала на откровенно антибольшевистские позиции, включая создание священнослужителями добровольческих «батальонов Иисуса» в отдельных местностях. Наконец, небольшая часть приходского православного духовенства идейно поддержала красных.