Линкольн

Изо дня в день непрерывным потоком шли к Линкольну на прием разные «урегулировщики» и представители пойманных за руку, и ему приходилось играть роль не только судьи и жюри, не только устанавливать виновность преступника и определять наказание; ему, кроме этого, необходимо было еще учитывать, не принесет ли его приговор больше вреда, чем пользы, фронту и мобилизации политических и экономических сил в тылу. Имея дело с разновидностями лисиц, волков и свиноподобных, у которых рыльце было в пушку, Линкольн чаще давал повод к обвинению его самого «в сочувствии и мягкосердечности», нежели в чрезмерной жестокости».

Одна запутанная история началась 8 мая 1863 года, когда Линкольн подписал по просьбе старого друга Свэтта некое разрешение. Эта история закончилась 19 августа того же года, когда золотые копи Нью-Алмаден в Калифорнии перешли по необычайной дешевке в руки корпорации, владельцем некоторой части акций которой был Свэтт. Кстати, он состоял у этой же корпорации на службе в качестве адвоката. Для Свэтта у Линкольна не нашлось ни слова упрека. Свэтт был не так уж плох, он просто очень жаждал добыть себе состояние, которое обеспечило бы его на всю жизнь.

Оливер Уэнделл Холмс писал: «Множество людей разбогатело, и для чего? Неужели для того, чтобы разукрасить золотыми лентами шляпы своих кучеров? Неужели для того, чтобы женщины подметали тротуары шлейфами из самого дорогого шелка, который нам присылают трудолюбивые французы? Неужели только для того, чтобы, покорные мимолетной моде, порхать расфранченными из города на пляж и обратно с пляжа в город?»

Нью-йоркские отели, театры, ювелиры, модные портнихи перекрыли все предыдущие рекорды выручки. Еженедельник «Лезлиз уикли» считал показательным, что за год импорт бриллиантов достиг суммы в 2 миллиона долларов. Журнал «Харпере монсли» в июле 1864 года негодующе рассказывал о том, что шинели, кителя, штаны и одеяла солдат после первого же дневного марша превращались в лохмотья или расползались под первым же дождем. И «Лезлиз» дополнял это сообщение: «…нет ничего удивительного, что ювелиры чрезвычайно заняты подбором и оправой драгоценных камней, ведь тем временем солдаты натирают ноги до волдырей, шагая в ботинках с картонными подошвами…» Мужчины застегивали свои жилеты пуговицами из бриллиантов; прически сопровождавших их женщин сверкали золотыми украшениями; отправляясь в магазины за покупками, они говорили: «Мы не чувствуем тягот войны».

Зимние метели гуляли по улицам, и Оливера Холмса возмущало то, что в такое время в витринах магазинов красовались свежие персики по цене 24 доллара за корзинку. Они предназначались для тех, кто имел возможность бросать деньги на ветер.

Цены на продукты и одежду подскочили ввысь, а заработная плата замерзла либо в отдельных случаях незначительно увеличилась. Тот самый процесс, который обогащал спекулянтов и биржевиков, действовавших наверняка, автоматически обесценивал зарплату и подрывал покупательную способность рабочего. Как бы инстинктивно, не имея ни опыта, ни традиций, которые можно было бы использовать, рабочий класс прибег к средству, именуемому стачкой. Само слово «стачка» было настолько новым, необычным, что некоторые газеты взяли его в кавычки. В 1864 году бастовали больше, чем за всю предыдущую историю Америки. В марте забастовали все машинисты чикагского узла. Они требовали выполнения компаниями январского соглашения об увеличении жалованья до 3 долларов в день. Через два дня забастовка была сорвана частью машинистов, вернувшихся на работу, и присланными из Нью-Йорка и других восточных городов штрейкбрехерами. «Братство паровозной площадки», зародившееся в 1863 году в Детройте, выросло и в 1864 году было реорганизовано в Великое интернациональное братство паровозных машинистов.

В мае 1864 года на доллар, служивший, как правило, поденной платой, так мало можно было купить, что отчаявшиеся железнодорожники на всех чикагских линнях, за исключением одной, забастовали, требуя 1,50 — 1,75 доллара в день. Печатники нью-йорка, Чикаго и других городов организовали свой союз типографов; пекари, портные, металлисты, бондари, сапожники, работавшие по найму, моряки — все они создали союзы, ассоциации защиты интересов или общества взаимопомощи.

Линкольн вмешался лишь в одну забастовку. 21 декабря 1863 года он написал военному министру: «…стачки на верфях чрезвычайно задержали строительство кораблей…» У генерала Гилмора имелся план удовлетворения требований забастовщиков. Адмирал Долгрен не соглашался с предложениями Гилмора. Линкольн приказал обоим встретиться и покончить со стачкой, причем поддержал план Гилмора.

Когда в Сент-Луисе забастовали печатники газетных типографий, генерал Роузкранс послал солдат выполнять их работу. Союзы печатников письменно обратились к Линкольну с просьбой защитить их интересы. В результате штрейкбрехеры-солдаты были отозваны из типографии. И в рабочем движении стало традицией обращаться к президенту, чтобы он удерживал чиновников федерального правительства от вмешательства в их законную борьбу.