Опасения в другом, не несется ли на всех парах или, наоборот, не крадется ли тайно еще кто-нибудь? «Тикондерога» там, или «Вирджиния».
Вроде пока тихо, только высоко в небе чертит неторопливо белую инверсионную полоску самолет. И сомнений – чьих он будет, совершенно нет.
Полчаса незаметно оттикали. Заведомо предупредив, «американка» эффектно вынырнула в полумиле от русской подводной лодки, нагнав и уравняв скорость.
Филигранно пристроившись в паре сотнях метров, шла параллельно.
Янки попросили застопорить ход – хрен вам! Лишь бросили на «самый малый» – не замочат ноженьки ваши неженки.
Американцы вели себя спокойно. Сначала головами крутили да приветливо руками махали с высоты «паруса». Потом на вытянутую тушу «Огайо» выползли – зубы белые семафорами на мордах черных скалят (белые тоже улыбались, но не с таким контрастным эффектом)… даже фоткать успевали.
– Хорошие ребята, – со скрытыми людоедскими обертонами промолвил штурман.
Тем временем американцы лоханку надувную спустили. Чуть закрутило ее, но справились. Тонко зазудев двигателем, подняв бурунчик, на сближение пошли.
Штурман завистливо промычал:
– Эх, мне бы такую на рыбалку!
– Американца – наверх! – коротко и сурово приказал командир штурману.
Тот повернулся к вахтенному и, ухмыляясь, репетовал приказ:
– «Запускай Берлагу!»
Вахтенный сначала недоуменно вытаращился, но, быстро сообразив, крикнул дальше по цепочке, правда, без штурманского прикола.
Команда уползла в глубину лодки по иерархической лестнице до самого лазарета.
Подплывшие на лодке американцы ухватились за штормтрап.
– Как только отчалят, – приказал командир, – ход на «полный» и срочное погружение. Не доверяю я им.
И прикрикнул вниз:
– Ну, где там потерпевший?
Наконец наружу материализовался «пациент» – неуклюже оскользнувшись, он съехал вниз, чуть не свалившись в воду, плюхнулся на дно резиновой лодки.
Гости долго задерживаться не собирались, развернулись и резво поперли обратно.
– Представляешь, Михалыч, это, оказывается, был тот самый янки-капитан, который нам чуть торпедой не засветил.
– Да ты что? Вот, твою мать, превратности судьбы.