Линни: Во имя любви

Но перемена, происшедшая с Мэг, поразила меня. Она страшно похудела и казалась какой-то сонной. Следы от оспы на ее лице теперь были еще заметнее. Наверное, их подчеркивала бледность кожи. У меня даже не было уверенности, что Мэг меня узнала: вежливо поприветствовав меня, она сказала, что попросила Элизабет Вилтон назвать ей имена соседских детей, и та упомянула Дэвида. Ее видимое замешательство, когда Мэг пыталась меня припомнить, несколько меня расстроило. О времени, проведенном у Уотертоунов шесть лет назад, у нее тоже, кажется, остались только смутные воспоминания. Я была уверена, если бы нам удалось поговорить наедине, я узнала бы в ней грубоватую, доверчивую и чистосердечную женщину, какой Мэг мне запомнилась.

Дети вместе со своими айями собрались под большим полосатым тентом, натянутым в саду, где их развлекали дрессированные обезьянки и говорящие птицы. Затем, после торта, их катали на резвом шаловливом пони. Даже самые маленькие мальчики и девочки — такие, как Дэвид, — чувствовали себя уверенно в детском седле с безопасными креплениями.

Матери остались в зашторенной гостиной, угощаясь нежными птифурами и лимонадом. Осмотревшись в комнате, где было слишком много декоративных безделушек, я заметила большой кальян, стоявший на круглом столике с мраморной столешницей, посреди горшков с небольшими пальмами и папоротниками. Он был похож на огромный медный кувшин, горловина на конце образовывала нечто вроде чашки. Кальян змеей обвивала длинная трубка, заканчивающаяся мундштуком из слоновой кости. Я потрогала гладкий бок кальяна. Он оказался теплым.

— Хороший бульбулятор, Мэг, — сказала я хозяйке дома, которая подошла ко мне.

Я теперь часто замечала, что пользуюсь местным жаргоном, разговаривая с другими женщинами, несмотря на то что дала себе слово не опускаться до дурацкого языка, придуманного англичанами в Индии.

— Это мистер Листон его курит? — спросила я, взяв в руки мундштук.

Мэг засмеялась.

— Нет, это мой. Через воду курить намного легче, — пояснила она. — Она охлаждает дым, прежде чем он попадает тебе в рот. О Боже, малышка Гвендолин, она порвала платье!

Мэг ринулась к своей всхлипывающей дочке. Оставшись наедине с кальяном, я взяла резной мундштук в рот. Он был гладким и чуть сладковатым на вкус.

Успокоив дочь и отослав ее к айе, Мэг вернулась ко мне. Другие женщины, увлеченные разговорами, разбились на маленькие группки.

— Хочешь как-нибудь покурить со мной? — спросила Мэг, отрешенно улыбаясь.

— О, я не курю, — сказала я. — Мне даже не нравится запах сигар Сомерса.

— Глупенькая, — произнесла она. — Тебе не придется курить табак.

Она открыла небольшой ящик стола, расположенный под белой мраморной столешницей, и вынула из него деревянную шкатулочку. Сделанная из мангового дерева, шкатулка закрывалась прикрепленной при помощи петель крышечкой. Мэг прижала ее, и крышка, подскочив, открылась. Внутри лежало шесть черных шариков, каждый размером с крупную горошину.

— Что это?

Я коснулась липкого шарика кончиком пальца.

— Это Белый Дым. Опиум. Практически безвреден. Знаешь, из него делают настойку опия, обезболивающее. И что бы мы без нее делали! Она спасала меня три раза во время родов.

— Три раза? — повторила я, затем прикусила язык. Гвендолин была единственным ребенком Мэг.

— Разве ты ею не пользовалась?

Я покачала головой.

— Ну конечно же, когда ты рожала своего малыша… — Она изучающе посмотрела мне в лицо. — Все во время родов принимают ее в больших количествах. Зачем же терпеть боль?

Я издала невнятный звук.

— Ну, значит, в следующий раз ты обязательно воспользуешься ею. И тебе следует давать препараты на основе опия своему сыну, чтобы помочь ему справиться со всевозможными болями, — «Стимулирующее средство Годфрая» или «Сироп матушки Бейли».

— Травяные чаи, которые готовит моя айя, когда у Дэвида болит животик, отлично помогают, — ответила я.

Мэг нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что он никогда не страдал от фурункулов, потницы или от боли в ушах? А как же лихорадки во время Жаркого сезона?

Ее голос звучал тихо и настойчиво.

Интересно, почему я внезапно почувствовала себя виноватой за то, что у меня такой здоровый ребенок?

— Я всегда даю эти средства Гвендолин, чтобы ее успокоить, когда она слишком возбуждена или когда не хочет ложиться спать. Это гораздо безвреднее джина, который используют некоторые матери. «Средство Годфрая» просто волшебное. «Спокойствие за бесценок» — как и написано на бутылке. Она засыпает моментально. Я привезла с собой целый чемодан этого лекарства.

Мне вспомнились Парадайз-стрит и ребенок Элси, умерший от передозировки «Успокоительного сиропа матушки Бейли».

— С Дэвидом у меня никогда не было таких проблем, — сказала я. — Мне очень повезло.

Мэг прикоснулась к кальяну.

— Ну, тогда ладно. Но, послушай, это не лекарство, а скорее развлечение. Иногда я делаю пару затяжек днем, когда все спят. Почти все мои друзья в Лакхнау курили опиум. Мы называли его «Восторг мечтателя». Почему бы тебе не зайти ко мне на следующей неделе и не попробовать?

— Я не уверена…