Лёд-15

Маршаллу очень хотелось, чтобы этот покой наконец наступил. Но даже при всей своей неприязни к суете и шумихе он не мог отрицать, что в сегодняшней ночи есть нечто особенное, нечто уникальное и волнующее, чему, как ни странно, он почему-то был рад.

Из своего трейлера вышла Дэвис в сопровождении Конти, личной помощницы и рекламного агента. Они направились к небольшой площадке возле старого поста охраны, где их ждали Фортнем, Туссен, осветитель и главный рабочий сцены.

— Ты уверена, что не мерзнешь? — услышал Маршалл слащаво-заботливый баритон режиссера.

— Все прекрасно, дорогой, — проговорила Дэвис тоном мученицы во имя идеи. Свою дорогую шубку она сменила на изящный пуховичок.

— Съемка займет не более десяти минут, — заверил Конти. — Мы уже отсняли основные кадры и фоны.

Проходя мимо Маршалла и Экберг, они даже не взглянули на них.

— Ладно, займусь-ка и я чем-нибудь, — сказала Экберг. — Увидимся позже.

Она нагнала рекламного агента, шедшего позади всех.

Каррадайн улыбнулся и покачал головой. Он жевал огромный комок резинки, из-за чего одна его щека раздувалась, словно у хомяка.

— Что скажете? Поболтаемся тут и поглазеем на шоу?

— Если вы уверены, что не мерзнете, — ответил, подражая Конти, Маршалл, кивая на гавайку водителя.

— Это еще не холод, черт побери. Пошли займем пару мест в первом ряду.

Схватив два деревянных упаковочных ящика, он поставил их на снег, уселся на один и, улыбнувшись, показал Маршаллу на другой.

Возле поста охраны шли заключительные приготовления. Вспыхнули огни, Экберг проверила работу телесуфлера, закончилась проверка звука. Дэвис в последний раз успели припудрить нос, прежде чем она с негодующим писком прогнала прочь гримершу. Затем раздался щелчок хлопушки, Конти крикнул: «Мотор!», и заработали камеры. Хмурое выражение тотчас же исчезло с лица звезды, сменившись ослепительной улыбкой, вмиг превратившей ее в воплощение загадочности и обаяния.

— Уже совсем скоро, — произнесла она в камеру с придыханием и так взволнованно, словно неделю вместе со всеми промучилась на леднике, — менее чем через сутки, откроется хранилище и мы узнаем разгадку допотопной тайны. И сама природа, словно бы осознавая серьезность момента, предоставила нам возможность насладиться крайне необычным северным сиянием, с очарованием и величием которого ничто не может сравниться…

15

На базе «Фир» наступило относительное затишье — все отправились спать перед напряженным завтрашним днем. Однако Маршалл, как обычно, не мог заснуть, ворочаясь на своей спартанской койке. Его постоянно что-нибудь беспокоило. Если он натягивал на себя одеяло, ему делалось слишком жарко, если сбрасывал — слишком холодно. Руки и ноги порой подрагивали от непроизвольного сокращения мышц, а в душе ворочалось ощущение, будто что-то идет не так, как надо бы, несмотря на то что все вроде бы свидетельствовало об обратном.

В конце концов он провалился в полудрему, сопровождавшуюся медленно проплывавшими перед его мысленным взором видениями. Он шел по промороженной тундре, один, в свете странного и зловещего северного сияния, которое висело так низко, что, казалось, давило на плечи. Он смотрел на него со смесью благоговейного ужаса и тревоги и в конце концов остановился, удивленно хмурясь. Впереди него небесные огни касались самой земли, неровной и мерзлой, оплывая вниз вязкими каплями, словно воск с наклоненной свечи.

На его глазах сгустки становились крупнее, обретали форму, твердели. У них появлялись руки и ноги. На мгновение все вокруг словно застыло, затем сгустки начали приближаться — сперва медленно, потом все быстрей. Их тела то раздувались, то опадали, они тянули к нему руки с широко растопыренными пальцами, словно голодные чудища. Он попытался бежать, но обнаружил, что его охватывает кошмарное оцепенение, ноги налились вдруг свинцом…

Маршалл резко сел на постели, весь в поту, обмотанный, словно саваном, простынями. Он посмотрел по сторонам, вглядываясь во тьму, дожидаясь, когда дыхание успокоится и наваждение полностью сгинет.

Минуту спустя он посмотрел на часы — было без четверти пять.

— Черт, — пробормотал он, снова откидываясь на влажную подушку.

Потом, поняв, что заснуть не удастся, он опять сел, затем встал, быстро оделся в полумраке и выскользнул из своей кельи.