Лёд и порох

— Теперь праздновать будем этот ваш самый главный день в году. — он улыбнулся. — Пока Вы вели активную светскую жизнь, я плотнее пообщался с Вашими близкими.

Ой, нет!

— Должен признать, что недооценил Ваши слова относительно политической обстановки. И теперь у меня куда больше планов на ближайшие годы, чем два месяца назад.

Я бы и о других твоих планах послушала, но пока хватает и прогулки вместе. Как только на виске появляется вторая капля пота, я подворачиваю ножку, и теперь могу только в экипаже. Вряд ли моя хитрость прошла незамеченной, но суетится надо мной он всерьез.

* * *

А через несколько часов наступает Новый 1898 год. Часы в холле бьют 12 раз, мы открываем шампанское, включаем айфон с новогодним гимном от Дискотеки Аварии, и зажигаем!!!

Я успела загадать несколько желаний, и верю, что они сбудутся. Поэтому пока рассказывать не буду.

* * *

Говорят, как встретишь Новый год, так и проведешь. Вранье. Весь январь ушел псу под хвост — и с документами возникли какие-то проволочки, да и операция получилась так себе. То есть мы с Люськой, конечно, расслабились и поверили в свою безумную удачливость, ну или организм Тюхтяева взбунтовался. Осколки экипажа из мышц мы извлекли и все вроде бы правильно сделали, но воспаление не хотело проходить, и пару-тройку недель мой герой температурил и хандрил.

День, другой, третий. Температура не так чтобы высокая, но не проходит, кожа на ноге воспалена, горит прямо под ладонью. Посеревшее лицо не отрывается от угла, в котором явно что-то интересное вещают, и мне не особо льстящее. Целыми днями молчит, и даже враз оскудевшее мое остроумие не помогает все исправить. Порой случаются хорошие дни, когда и жар спадает, но длится это до ночи, а там все заново.

Мы опять пропустили мои именины, но вспомнили об этом лишь через несколько дней, когда дошли открытки от моих малочисленных знакомых. Я практически переехала в его спальню, заходя к себе лишь переодеться и помыться, но это отнюдь не способствовало нашей близости. Наоборот, мы начали ругаться.

— Я не просил меня лечить. — выдал он однажды.

Меня вообще никто не просил это делать. Вот и страдаем теперь от самоуправства, верно?

— Да, я помню, что это я Вас об этом просила. Очень просила. — и вот помолчать бы, но едкое само срывается с языка. Порой ищу и не нахожу в себе какого-то особенного тепла, смешивая ненависть к его недугу с самим пациентом. Ну а что он, в самом-то деле?

— И этого делать не стоило. — и отворачивается к стене.

Мы оба устали. Мой недосып усугублял недостатки характера, а его бесила собственная беспомощность. Потом извинялись наперегонки, но это все накапливалось. Люська посоветовала переложить часть обязанностей на прислугу, и я с трудом, но доверила бесценную тушку чужим рукам. Снова вернулись к совместной работе — ходить ему далеко не сразу дали, а когда поставили на ноги, то боль в ноге стала еще сильнее, как и хромота. Я упиралась против морфина — боялась, что подсядет, Люська сомневалась, Тюхтяев только злился.

На Сретенье день не задался с утра — у него снова поднялась температура. Предательский страх от того, что я своими руками загоняю его в могилу, воспрянул с новой силой. Я упала перед кроватью на колени.

— Что я могу сделать для Вас?

Хоть свою ногу отдам, лишь бы все выправилось. Не могу больше. Все впустую, все усилия, лекарства, от которых любого затошнит, все манипуляции, которые могла вспомнить Люська — та в последние дни все чаще говорила о психосоматике и косилась в мою сторону. Ну а что я еще могу?

— Дать мне револьвер. — произнес он, не открывая глаз.

И как-то без особой иронии это звучит. А граф предупреждал. Но отчего он ломается так несвоевременно? Мы же прошли через такое вместе, и восстановили почти все. Да практически все, что можно было починить и еще немного больше. И теперь остается расслабиться и начать получать удовольствие, но и меня не радует больше ничего — выдохлась, и он устал. Синхронно у нас получилось. Просто ему еще и больно.

— … - я очень долго и вдумчиво материлась. Злилась и на него, и на себя, и на все эти обстоятельства.

— В моей юности после такого советовали помыть рот с мылом. — бросил мой несостоявшийся муж. Интересно бы жили, если задуматься. В его юности все было не так, как я привыкла. И он со мной бы еще намучался. В конце концов, взрослый человек, пусть поступает, как знает.

Я психанула, сходила к себе, накапала опия в стакан и поставила рядом с постелью.

— Делайте, что хотите.

Когда вышла, хлопнув дверью, услышала звон осколков. Вздрогнула, но не вернулась. Слезы рукавом вытерла и пошла дальше. Побегала по лестнице — не помогло. Приняла душ, немного успокоилась, заглянула в глобус и пошла мириться. Пятно на обоях возле косяка уже подсыхало, а вот осколки надо убрать. Кликнула Устю, помолчала, пока она быстро сгребла останки тонкого стекла, закрыла за ней дверь. Выставила два ведерных бокала, разлила виски, пододвинула один к нему. Даже не смотрит на меня. Это ж до сих пор злится, что ли?

Первую порцию выпили молча. Еще немного такой терапии — и печень попросит отпуск.