Лёка и Алёна

— Шампанское, французское шампанское «Вдова Клико»…

Рольф укатил, обиженный.

— Зачем ты так его? — спросила Алена.

— Пахнет пивом, — объяснила Лека.

— Есть освежающие средства, — ответила Алена, — или ты предпочитаешь, когда от мужика пахнет водкой?

— Где Гюнтер? — Лека решила поменять тему. — Хочу видеть Гюнтера! Где он?

— Да вот же. Ты разве не слышишь?

Снизу доносился нежный шепот бормашины. — Гюнтер всегда со мной…

Рольф появился на следующее утро, Лека еще лежала в кровати.

— Я думал всю ночь, — начал он.

— Выйдите, — попросила она, — я наброшу халат.

Она вышла в салон.

— Бедный Рольф! И о чем же вы думали всю ночь?

— Я принял решение: ваша муттер будет жить с нами!

— Вы джентльмен, Рольф. Но у мамы несносный характер!

Она командует.

— Ради вас, шейне Леккэ…

— Данкешен. Тогда я звоню, чтоб она собирала детей и выезжала.

— Каких детей?

— У меня трое детей, майне либе.

— Их фарштейн нихт, — заволновался Рольф, — их…

— Что же тут фарштейн нихт — дети, киндер, от каждого мужа — по киндер.

— У вас было трое мужей, драй? — Рольф для точности изобразил число на пальцах.

— Четверо, — поправила Лека, — но один не мог. Он стрелял из лука, и стрела угодила ему… Вы понимаете меня, Рольф?

— Я, я! Гюнтер тоже стреляет из лука.

— Ну, так вот, — продолжала Лека, — мы обошли всех светил — никто не помог. Пришлось с ним расстаться.

Рольф икнул.

— Не переживайте. Остальные из лука не стреляли, и у них получалось. Родила разбойников, все трое сорви головы, драки, мат, гашиш. Хотела их в тюрьму — не берут — переполнено. Может, в Германии придут в норму. И потом, говорят, у вас тут тюрьмы, как у нас санатории.

— Не знаю, не сидел, — Рольф был раздражен.

— Варум? — спросила Лека.

Рольф встал и вышел.

— Зачем ты с ним так, — сказала Алена, — он уже не молод. Ему нужен покой.

— Пусть не ищет таких жен, как я, — отрезала Лека.

Два дня Алена думала, как выдать подругу замуж. Она хотела, чтоб Лека жила с ней рядом, как когда-то, в далеком Питере. Наконец, она решила устроить званый вечер.

— Будет весь холостой Аахен, — сказала она Леке, — выбирай.

— Дала б ты мне отдохнуть, — только и ответила та.

Вечером собрались холостые аахенцы. Все блистали умом и белыми зубами.

— А где Гюнтер? — спросила Лека.

— Он внизу. И потом — он женат. Выбирай, тебя пожирают глазами. Немцы любят русских жен не меньше, чем пиво.

За Лекой ухаживали, поили шампанским, что-то шептали на ухо. Потом ее захватил высокий томный заика.

— Сказочно богат, — шепнула Алена, — продает верблюдов в Арабские Эмираты.

Весь следующий день Лека провела с Фридрихом. Он не только продавал верблюдов арабам, но и рис Китаю и сакэ — Японии.

— Видите ли, — объяснял он Леке, — я продаю странам их традиционный продукт.

К вечеру он тоже предложил Леке руку.

— Медовый месяц мы проведем на слоне, — пообещал он.

— У меня мама, — начала Лека.

— О, муттер, муттер, либе муттер, — продекламировал Фридрих.

— И она будет жить со мной.

— Ради Бога.

— И у меня четверо детей.

— У меня трое, — заметил Фридрих, — пусть у них у всех будет русская бабушка. И русская мама.

— Вы хотите, чтоб я воспитывала ваших киндер? — спросила Лека.

— Натюрлих. Я ведь дома не бываю. Надо доставить макароны в Италию, апельсины в Египет, палочки в Токио. Мы будем видеться редко, но мне будет приятно, что дома ждет верная жена.

— С чего вы взяли, что я верная?

— Все русские жены верные. Вы не слыхали? Вы будете сидеть дома и ждать меня, — заключил он, — как это там у вас? «Жди меня — и я вернусь, только очень жди…»

И вновь Леке захотелось влепить оплеуху.

— Я изменяла, — сказала она, — я работала проституткой, в Москве, с иностранцами, в отеле «Националь».

— Как?!

— Тссс, Алена не должна знать.

— Альшулдиген, — начал заикаться Фридрих, — к-крокоди-лы. Я должен лететь в Африку — к крокодилам.

Он вылетел, чуть не сбив Алену…

— Что ты ему такое сказала?

— Если ты вздумаешь меня еще с кем-то познакомить, — сказала Лека, — я пошлю тебя к чертовой бабушке! И улечу домой.

— Кретинка, — взорвалась Алена, — почему ты не хочешь жить в цивилизованной стране?! Ездить по миру, скакать на лошадях. Ты заслуживаешь этого! Немецкий муж всегда обеспечен, всегда выбрит, предупредителен, в начищенных туфлях. Хочешь взглянуть на туфли Гюнтера?

— Хочу видеть Гюнтера, — сказала Лека, — живого Гюнтера!

— Еще увидишь. Ты тут всего несколько дней, — Алена раскрыла шкаф. — Взгляни, как отглажены брюки! Все сорок восемь пар. И потом, — она хлопнула дверцей, — кроме «майне либе» я от него ничего не слышала.

— А бормашина? — спросила Лека.

— Перестань! Почему ты не хочешь стать «майне либе»?!

— Я ею уже была.

— Еще. Надо все время быть «майне либе». В Аахене это возможно.

— В Аахен я приехала дышать розой, — ответила Лека.

Ночью позвонил Рольф.

— Согласен на киндер, — сказал он, — я ведь в молодости тоже любил побуянить. Давайте с детьми!

— А бабушка? — спросила Лека.

— Какая бабушка? — трубка в руке Рольфа задрожала.

— Гроссмуттер, — объяснила Лека, — скоро девяносто, я даже не знаю, как она перенесет самолет.

В трубке начало происходить что-то страшное — она хрипела, кашляла, охала, рыгала.