Лёха

Лейтенант, увлеченно и сосредоточенно собиравший затвор карабина, кивнул.

– Как считаете, далеко нам до фронта идти?

– Километров сто пятьдесят – двести. Возможно, больше, – хмуро отозвался спрашиваемый.

– Почему вы раненых с собой тащите?

– Одного раненого тащили, Усов недавно обезножел. – Лейтенант помолчал, детали тем временем под ловкими пальцами словно сами собой сложились в затвор с гнутой рукоятью, потом аккуратно, с тихим щелканьем затвор встал на свое место. Березкин загнал в магазин винтовки обойму, поставил на предохранитель, вытер тряпкой руки.

– Мы хотели Половченю пристроить местным. Село выбрали такое богатое, черт его дери. Даже самого его убедили, хотя очень ему не хотелось к гражданским, из-за его раны… Ну отправил ребят на разведку. А они вернулись – молчат. И мрачные. Спрашиваю – что? А оказалось, что немцы за помощь красноармейцам гражданских просто вешают. Вот и в этом селе у фельдшерицы трое раненых бойцов и командиров Красной Армии было на лечении. Их пристрелили, а ее в назидание повесили. Прямо как была – в белом халате. В самом центре села. Я даже не поверил. Оказалось – правда. Но не полагается во время войны так поступать, это не по-военному! Медиков и раненых защищают конвенции! Не понимаю, что такое у немцев случилось – в Первую мировую, точно знаю, не вешали они медсестер. А тут – не пойму; может, самоуправство? – Он вопросительно посмотрел на бойца.

– Не похоже, – пожал плечами Семенов.

– Какие соображения?

– Не держат они нас за людей. – Тут Семенов вспомнил, что лейтенант – тоже явно горожанин, как и Леха, и добавил для понимания: – И за скотину не держат. Под себя землю расчищают. И мы тут для них – лишние. Навроде лебеды-крапивы в огороде.

– Почему вы так решили? – внимательно глянул собеседник.

Тут Семенов вовремя прикусил язык, чуть не брякнув про приключения в плену, где на немецкое милосердие и соблюдение «канквекций» этих непонятных нагляделся своими глазами. Вспомнил уговор с Середой, потому постарался вывернуться:

– Видели не раз, как немцы наших пленных гонят. И как кто устал или ранетый – так добивают. Колонна пройдет – на дороге и в канавах трупов полно, – не стал распространяться красноармеец.

Да и то: начнешь цветасто говорить – сразу ведь спросит собеседник, где и когда видал. Ну и получится, как с той голой Сусанной. Так-то вроде лейтенант – лопух лопухом, малец совсем, но ведь – командир. Значит, не так уж прост, учили его всяким разным штукам. Да и котелок у него варит – вон немецкую винтовку собрал ловко. А вообще – надо бы время улучить и поговорить всем четверым – что да как было, чтоб впросак не попасть.

– В общем, оставлять раненых можно только там, где народу шляется немного, да чтобы эти поганые немцы не болтались. И – да, я прекрасно понимаю, что летчику тут делать нечего и его надо к нашим. Сам такое обеспечивал, было дело. Но своих бросать – никуда не годится, и я своих бойцов не брошу. Поднимайте людей, нечего нам тут рассиживаться, – подвел итог Березкин.

Поднялись быстро: то, что от места с битым автомобилем и парой трупов совсем близко, – поторапливало.

Середа раскочегарил примус, но завтраком заниматься лейтенант посадил бурята, а сам вместе с артиллеристом внимательно рассматривал доставшуюся карту, приглушенно споря с ним. Семенов новообретенным карандашом писал список имеющегося, старательно выводя круглые неустойчивые буквы.

– Давайте излагайте свои соображение и видение ситуации, – сказал, прихлебывая заваренный трофейный чай, лейтенант. И посмотрел на бурята.

– К своим нада. Фронт догонять нада.

– Понятно. Что вы скажете, товарищ старшина?

Тут поднял глаза Семенов, но увидел, что вопрос задан не ему, а Лехе.

– Сказали уже. Берем раненых – и пошли, – кивнул на бурята потомок.

– Вы что думаете? – взгляд на Середу.

– Что тут думать, трясти надо. В смысле вариантов – всего-ничего. Либо тянем раненых, а все добро кидаем, либо тащим все – но тогда ползем, как сопля из носа. Вариант бросить раненых, понятно, не считаю, – расставил все по полкам артиллерист.

– Вы, ефрейтор?

Человек с невыговариваемой фамилией брезгливо понюхал непривычный ему чай и заметил:

– Раненых долго таскать плохо. Даже на телеге. Им от этого хреново делается. Кровотечения возобновляются, боль выматывает, забыться не дает. Покой здорово помогает тем, у кого есть возможность самостоятельно выкарабкаться без лечения. Даже серьезные раны, бывает, сами как-то вылечиваются. Кризис пережил – на поправку пошел. Только не мешать. И с Усовым та же песня. Ему бы на печке в затишке отлежаться.

– Вешают за это немцы, – напомнил ему лейтенант.

– И полицаев они уже вооружают, из местной сволочи, – напомнил Семенов.

– Значит, надо искать, где немцы не бывают. Нужно отыскать поблизости село или хутор с нормальными людьми, которым можно доверить раненого и больного. Не везде немцы.