Лёлишна из третьего подъезда

— Ничего, — ответила Лёлишна.

— Опять? — возмутился дедушка. — Опять ты считаешь меня законченным инвалидом?

— Тогда неси свои лекарства. Я их сложила в одну коробку. Только не урони.

— Я бы ни за что не уронил их, — раздражённо проговорил дедушка, — если бы ты не напомнила. А сейчас я всё время буду думать о том, чтобы не уронить их. И обязательно, видимо, уроню.

— Роняй. Купим новые, — пообещала Лёлишна.

К дверям в их квартиру выстроилась длиннющая очередь желающих помочь.

На всех лестничных площадках открылись все двери, из-ва которых выглядывали любопытные. Музыканты с инструментами в руках стояли у крыльца.

Эдуард Иванович спросил:

— Все готовы?

— Все!

И скомандовал:

— Раз-два, взяли! И — шагом марш!

Первым в дорогу двинулся шкаф. Его несли силовые акробаты. Шкаф для таких богатырей — всё равно что для нас с вами табурет. Они даже не почувствовали, что, кроме шкафа, несут ещё… Кого бы вы думали? А?

Да Петька спрятался в шкаф — хотел всех напугать, но заснул.

Затем в дорогу двинулись кровати. Их несли воздушные гимнасты. Им такие ноши — нечего и разговаривать!

И оттоманка двинулась в путь, и письменный стол, и круглый стол, и стулья…

И когда на крыльце показался шкаф, грянул оркестр.

Откуда ни возьмись, появился сам грозный товарищ Сурков. Рот разинул. Ничего понять не мог.

А мальчишки сбежались чуть ли не со всего города! Лишь бы только вещей хватило — кому что нести. Тут уж поступали честно, делили поровну: кому ножик достался, кому вилка. Да и чайная ложка — тоже вещь!

И всем хотелось, чтобы вещей было много-много. Таскать бы да таскать! Под музыку!

Можно было подумать, что весёлое настроение людей передалось даже мебели. Шкаф пританцовывал. Письменный стол приплясывал. Тарелки летали по воздуху от жонглёра к жонглёру. Сам грозный товарищ Сурков крикнул:

— Чего тут происходит?

И мальчишки хором пропели:

— Лёлишну перевозим! Лёлишну перевозим!

Рот у грозного товарища Суркова опять раскрылся. И не мог товарищ Сурков его закрыть. И сказать ничего не мог — до того удивился. Так с незакрытым ртом и ушёл.

А переезд продолжался.

Хлоп-Хлоп сидел на плече у Эдуарда Ивановича, одной рукой держался за него, а другой помогал Лёлишне с дедушкой переезжать — нёс карандаш.

Карандаш этот Хлоп-Хлопу доверили совершенно напрасно. Когда Эдуард Иванович спускался с пятого этажа, мартыш вёл грифелем по стене и прочертил линию до первого этажа. (Никто этого не заметил, а потом весь подъезд долго гадал, кто же из мальчишек автор такого безобразия? И попало, конечно, Петьке.)

А раз я вспомнил о Петьке, то надо рассказать, что он там, бедный, в шкафу думал.

Проснулся он оттого, что его покачивало и играла музыка. Темнота. Несут.

«Помер я, что ли? — испуганно подумал Петька. — А чего тогда музыка весёлая?»

И чтобы окончательно убедиться в том, что он жив, Петька плюнул. Живёхонек! И сразу обо всём вспомнил и захихикал — пусть несут!

Когда из квартиры вынесли всё, девочки помогли Лёлишне вымыть полы. Она вручила ключи новым хозяевам квартиры. А они отдали ей ключи от своей квартиры.

Теперь мебель запританцовывала, заприплясывала в обратном направлении. Снова грянул оркестр — помогали переехать и тем, с кем Лёлишна обменялась квартирой.

Правда, подниматься на пятый этаж труднее, чем спускаться, но всё равно весело. С музыкой-то!

И всем жильцам обоих домов захотелось сейчас обменяться квартирами.

— Это не переезд, — сказал дедушка, — а перенос.

Он был очень горд, потому что не уронил коробку с лекарствами. Сам принёс её на новую квартиру и осторожно опустил на табурет.

— С новосельем вас, — сказал Эдуард Иванович.

— И вас тоже, — ответил дедушка, — вы ведь у нас живёте. Значит, и у вас новоселье. Лёля, срочно валерьянки! Феноменально срочно! Я очень разволновался. От радости. Я не переношу, когда вижу так много доброты. Сердце не выдерживает.

— Не давать ему валерьянки! — вдруг строго приказал Эдуард Иванович. — Радостные волнения полезны организму!

— Да, но я привык!

— Вот именно, — тем же строгим, даже грозным тоном продолжал Эдуард Иванович. — Вы привыкли. Надо отвыкать.

— Как? — упавшим голосом спросил дедушка.

— Очень просто, — ответила Лёлишна, — отвыкай, и всё. Держи себя в руках. Будь мужественным.

— Трудно это. И неинтересно. Я однажды целый день был мужественным — и устал. Разрешите мне хотя бы изредка тяжело переживать!

Эдуард Иванович с Лёлишной переглянулись, и она ответила :

— Не разрешаем.

Дедушка совсем растерялся. Сел.

На коробку с лекарствами.

— Ну вот, — сказал он, — вот вам и результат!

— Ты встань, — предложила Лёлишна.

— Мне теперь всё равно, — сказал дедушка и встал.

Лёлишна расправила смятую коробку и сказала:

— А теперь будем наводить порядок.

И они принялись наводить порядок.

— Эй! — раздался из шкафа знакомый голос. — Откройте!

Открыли.

— Привет, — сказал Петька, — хотел вам помочь, да уснул.

Мог бы и сейчас помочь, нашлась бы работа, да разыгрался с Хлоп-Хлопом.

Сидели они друг против друга и дразнились. Петька сам себе аплодировал. А мартыш плевался.