"Зачем ты это делаешь?
Мальчишка обернулся и посмотрел на неё своими колючими раскосыми глазенками. Взгляд этот не предвещал ничего доброго. Взгляд волчонка, но не простого. Волчонка, уверенного в своей защищённости. Волчонка, знающего, что где-то рядом в кустах сидит мать, или отец, или даже вся стая, которая с радостью набросится на чужака, осмелившегося посягнуть на его неприкосновенность.
Алана подумала о том, как же должно быть это страшно – жить в месте, где даже маленькие дети вызывают такое отвращение. Но меж тем, совершенно неожиданно она почувствовала, как боль и страх уходят, уступая место ярости и гневу.
Мальчишка чуть подался назад, видимо, он не ожидал агрессии со стороны своей "жертвы". Однако никуда не ушел. Наоборот – впервые за все время их беседы, посмотрел на Алану с интересом и даже (её вновь до самых кончиков ногтей пробил озноб), с каким-то ну никак не свойственным для ребёнка столь нежного возраста вожделением.
Это было уже слишком.
Мальчик замер, настороженно глядя на нее. Алана сжала руки в кулаки и сделала шаг вперед. Остатки благоразумия в голове кричали, нет, не кричали – вопили, чтобы она одумалась и уходила отсюда подобру-поздорову. Но сопротивляться обуревавшим чувствам было уже невозможно. Она не понимала, что такое происходит с ней здесь и сейчас. Никогда в жизни (в ее
И, видимо, что-то появилось в её лице такое, что заставило волчонка отступить. Пятясь задом, он сделал несколько неуверенных шажков, затем вдруг нагнулся и, схватив с земли камень, швырнул его Алане в лицо. Острая боль обожгла висок – впрочем, камень пролетел мимо, лишь слегка расцарапав кожу острым краешком. Алана почти не обратила на это внимания. Не разжимая рук, она продолжала медленно надвигаться на мальчика. Медальон Банди на груди жёг кожу холодным огнём.
– Мы еще встретимся с тобой! – заорал волчонок что есть мочи, но в голосе его теперь было больше страха, нежели наглости и самодовольства. – Ты познакомишься с моим старшим братом! Он покажет тебе, что он делает с такими сладенькими девочками, как ты!
И вдруг резко сорвался с места и дал деру, оставив после себя только маленький столбик пыли. Бежал он так быстро, что уже через несколько секунд исчез из поля зрения.
В тот же момент силы окончательно покинули её и, потеряв равновесие, Алана опустилась прямо в пыль. Подтянула к себе ноги, свернулась калачиком, совершенно не обращая внимания на жутчайшую антисанитарию, царившую вокруг. Слезы катились из глаз. Чувство беззащитности, помноженное на чувство одиночества в двухсотой степени, захлестнули её с такой силой, что, казалось, сердце сейчас остановится. Даже дышать стало тяжело.
"Элла! Ну, где же ты, Элла?"
Тишина в ответ. Даже ветер, казалось, перестал дуть. Только скрип полуотвалившейся ставни, да протяжный крик какой-то неведомой птицы вдалеке.
Одна. Она была здесь совсем одна. Одна в чужом враждебном мире. Жёлтые тучи опустились совсем низко. Алана чувствовала, как они давят на нее. Воздух стал холодным и колким. Никто не придет, чтобы подать ей руку и поднять с земли. Элла не появится. Она завела её сюда и бросила на выживание. И выхода отсюда нет.
Отчаяние накатило с новой силой. Алана положила голову на дорогу, думая о том, что когда (если) прелестный маленький мальчик вернется сюда со своим таким же замечательным старшим братцем, то все, что им достанется – это её безжизненное тело, над которым они могут глумиться сколько угодно – ей уже будет все равно.
Что-то дотронулось до её правой руки, и девушка испуганно дёрнулась. Оказалось, что это кот – серый, с чёрной полосой на лбу. Подкрался поближе с целью обнюхать непонятный предмет, валяющийся на дороге. "Стервятники слетаются делить добычу, – подумала она с отвращением. – Но я-то пока ещё жива!"