Лионесс: Зеленая жемчужина

Выбранный ею маршрут пролегал к северу от того места, где остановился Эйлас. Изучив местность, король повернул коня и поскакал наперерез.

Татцель приближалась, низко пригнувшись к ритмично качающейся шее лошади — ее черные локоны развевались на ветру. Она посмотрела направо — и глаза ее широко раскрылись, брови взметнулись, она не смогла удержаться от испуганного возгласа: Эйлас, на огромном коне, уже настигал ее! Схватившись за поводья, девушка повернула лошадь налево, в сторону от замка — в северные холмы, куда Эйласу вовсе не хотелось углубляться. Но Эйлас колебался лишь мгновение: опрометчиво или нет, он принял решение. Никогда еще ему не удавалось спугнуть столь драгоценную дичь! Он уже не мог бросить погоню, куда бы она ни привела и к чему бы она ни привела. Так началась дикая гонка по вересковым пустошам Северной Ульфляндии.

Татцель скакала на молодой черной кобыле, длинноногой, но узкогрудой — и, возможно, не слишком выносливой. Саврасый конь Эйласа, выбранный именно благодаря выносливости, был значительно крупнее и тяжелее. Эйлас не сомневался, что рано или поздно догонит Татцель, особенно если ее лошади придется нелегко — в связи с чем старался подгонять ее к горам, все выше и выше — все дальше и дальше от замка Санк и низин, где она могла бы найти помощь со стороны поселенцев-ска или другого отряда своих соплеменников.

Судя по всему, Татцель полагалась прежде всего на быстроту ног своей кобылы, но скачка по каменистым лугам была опасным занятием; ее лошадь то и дело спотыкалась, и ей не удавалось оторваться от преследователя. У Эйласа не было с собой лука, и он не мог выпустить стрелу в круп кобылы, чтобы заставить ее остановиться.

Они покрывали одну милю за другой; лошади начинали уставать. Более надежный скакун Эйласа медленно, но верно догонял черную кобылу — вскоре у Татцель уже не оставалось никаких шансов. В отчаянии, какого она раньше не проявляла, дочь герцога-ска резко повернула в каменистый овраг между двумя скалами, круто поднимавшийся к верхним нагорьям — вероятно, надеялась скрыться в какой-нибудь расщелине и подождать, пока Эйлас не проскачет мимо.

Бесполезный маневр! Подходящая расщелина ей не попалась; в любом случае, Эйласа, скакавшего в двадцати ярдах за ней, невозможно было так провести. Овраг, заросший осокой и ольхой, становился все уже. Снова повернув, Татцель заставила лошадь карабкаться по крутому склону; девушка спешилась и потянула кобылу за собой по уступчатым наслоениям крошащейся черной породы, продираясь сквозь густые невысокие заросли утесника, и наконец выбралась на каменистый утес. Эйлас поднимался за ней, но Татцель принялась сбрасывать на него камни, что вынудило его выбрать другой маршрут, тем самым предоставив беглянке кратковременное преимущество.

Эйлас поднялся на утес. Справа и слева проваливались вниз крутые склоны ложбин. Позади, под ветреным атлантическим небом, открывался бескрайний простор сероватых вересковых лугов, темных ложбин, черных пятен далеких лесов. Татцель карабкалась на высокий скалистый гребень и тащила за собой приунывшую кобылу. Эйлас пустился вдогонку; расстояние между ними снова стало сокращаться.

Взобравшись в седло, Татцель поскакала со всей возможной скоростью вверх, к плоскогорью, за которым вздымалась уже недалекая громада Тих-так-Тиха, украшенная сияющей на солнце трехгранной остроконечной вершиной Нока, первого из Заоблачных пиков.

Эйлас последовал за ней, но к своему великому огорчению обнаружил, что его конь каким-то образом подвернул ногу и стал прихрамывать. Выругавшись, Эйлас избавил коня от удил и уздечки, отбросил в сторону седло и пустил животное пастись на воле. Король вдруг осознал серьезность ситуации. Погнавшись за Татцель и не оставив никакого сообщения о своих намерениях, он допустил непростительную глупость.

Тем не менее, не все еще было потеряно — далеко не все. Перекинув через плечо дорожную суму, Эйлас отправился вслед за Татцель пешком. Ее кобыла настолько выдохлась, а передвижение по шатким камням было настолько затруднительным, что он снова стал быстро приближаться к дочери герцога. Уже через пару минут он должен был ее схватить.

Татцель это понимала. Отчаянно озираясь, девушка не видела никакого пути к спасению. Заметив выражение ее лица, когда она обернулась, Эйлас невольно почувствовал приступ жалости.

Он подавил в себе сожаление. Драгоценная маленькая Татцель, заносчивая недотрога! Ты предпочитала не замечать вокруг себя столько отчаяния, страха и страданий — почему бы тебе не познакомиться с ними самой?