Лёнька едет в Джаркуль

Вдали из-за кургана показался запоздалый всадник. Он не торопился навстречу, а стоял у дороги с поднятой рукой, дожидаясь машины. Николай надвинул кепку пониже и проехал мимо, не ответив на приветствие. Всадник увязался за ними и скакал сбоку, кричал и размахивал камчой. Николай молчал и равнодушно гнал вперед машину, но всадник скакал не отставая, бил себя в грудь, хрипел и чуть не плакал. Гришка не выдержал и попросил отца остановиться. Чабан долго и страстно объяснял что-то.

— Ладно, — сказал Николай, открыл автолавку, дал ему бутылку и уехал.

Чабан спрятал бутылку за борт полушубка, помахал рукой и послал им воздушный поцелуй.

— Юсупка — первый пьяница здесь.

— А чего он кричал?

— Божился, что деньги жена отдаст.

Свернув с дороги, долго ехали вдоль каменистого русла ручья, карабкались в гору, а спустившись в лощину, направились к одинокой юрте. Женщина, стоявшая у входа, поспешно скрылась в юрте. Николай погудел, но женщина не выходила. Тогда он вышел из машины, откинул входной полог и громко крикнул: «Аман ба!»[8] — и вошел в юрту и долго сидел там, разговаривая с хозяйкой, а потом появился в дверях и кивнул Гришке:

— Заходи, чай пить будем.

Николай пошел открывать автолавку, а хозяйка стала разжигать костер. Гришка присел у входа. Посередине стояла железная печка, пол выстлан одеялами и коврами, стены по кругу распирались планками, сбитыми крест-накрест, за ними торчали топоры, домра, ружье, чересседельник, кнутовищи и седла. Сверху через отверстие проникал свет. Девочка лет шести сидела у подушек и держала на коленях грудного малыша. Она испуганно смотрела на Гришку.

Николай просунул голову в юрту, швырнул несколько пачек чая, папиросы, поставил у порога сахар в бумажном кульке. Когда же он, закрыв машину, снова вошел в юрту и разлегся на кошме, девочка укрыла брата одеялом, подбежала к Николаю и бросилась ему на грудь. Он пощекотал ее, и она завизжала. Мать заглянула в юрту, улыбнулась и снова исчезла. Быстрым, захлебывающимся говорком девочка стала тараторить. Николай изредка бросал словечки — говорил ей, наверно, что-то смешное. Малыш сопел и невозмутимо таращил свой черные, смородиновые глазки на светлую дыру в юрте. От ветра хлопала вверху закрышка, оттянутая веревкой.

Хозяйка внесла в юрту кипящий чайник, расстелила клеенку и расставила хлеб, сахар и мясо. Николай придвинулся. Девочка достала из ящика затрепанную книжку с картинками, подошла к Гришке, задышала ему в лицо. И вдруг сунула ему книжку в руку, уселась у него на коленях и сказала:

— Окы.

— Чего это она?

— Читай, — объяснил отец.

Книжка была на русском языке. Гришка читал по складам, чтоб понятней. Девочка, наверно, мало что понимала, но следила за картинками. Она ерзала, затылком упиралась ему в подбородок, отчего он то и дело запинался. Женщина подала ему чай, прикрикнула на дочку; та слезла с колен и уселась рядышком, глядя мальчику в рот.

— Дай ему, Лизка, чаю попить, — сказал Николай. — Привяжется как репей, не отстанет.

После чая между взрослыми возник странный разговор. Хозяйка разводила руками и смеялась. Николай почесывал затылок и оглядывал стены юрты. Потом он хлопнул женщину ладонью в ладонь, и Гришка услышал знакомые слова: «на спор». Отец прищурил глаза, словно бы что-то вспоминая, и вдруг полез под одеяло и извлек оттуда старую потрепанную книжку. Злорадно усмехаясь, он передал ее хозяйке, но та не стала брать ее. Тогда Николай раскрыл книжку, перевернул и потряс, и тотчас на пол посыпались деньги — рубли, трешки и пятерки. Хозяйка кинулась поднимать их. А когда встала, отсчитала несколько бумажек и отдала Николаю. Теперь Гришке было все понятно: просто шутили. Она говорила: нет, не знаю, где деньги, а отец говорил: сам их найду; она говорила: не найдешь, а он ей: найду. И попрекал ее, наверно, в скупости.

Все это было Гришке понятным, и понятным вдруг стало и то, о чем они говорили потом. Хозяйка сердито распекала отца за то, что он обещал привезти ей швейную машину, деньги специально для этого отложены, а теперь денег не хватит; отец же оправдывался — на складе нет машин, а будут — привезет, только деньги от Юсупки пусть крепче запрячет. Девочка внимательно слушала разговор взрослых, а когда они покончили с расчетами, снова полезла к Николаю на руки, и он подбрасывал ее почти до самого отверстия в юрте. Она визжала, закрывая собой свет, на мгновение становилось темно. И тогда недовольно закряхтел малыш. Он сбросил с себя одеяло и засучил кривыми ножками, и девочка запросилась на пол и тут же бросилась к маленькому, взяла его на руки и стала ходить с ним по юрте, качая его и напевая, как взрослая женщина.

Солнце скрылось за горой, но еще было светло как днем, когда они подъехали к юрте в долине. Навстречу выбежали два рыжих пса, с лаем бросились под самые колеса, но тут же притихли, как только из машины вышел Николай, — узнали. Они с угрозой кинулись на Гришку, рычали и хрипели, оскалясь, пока на них не цыкнул усатый чабан.