Лёнька Пантелеев

— Седьмой год уж, как нет полиции, ваша милость. А в угрозыск я сейчас позвоню…

Спустя несколько дней, чёрной, глубокой ночью, в сыром и прогнившем насквозь подвале старого мрачного дома на Обводном канале Лёнька отстреливался от агентов ЧК, окруживших дом.

Тяжёлая дверь в подвал тупо трещала под напором чекистов, но не поддавалась. Лёнька понимал, что живым его брать не станут, и потому дрался страшно — он дрался с отчаянием и упорством обречённого на смерть зверя. Один из чекистов уже валялся на полу с простреленной головой, другой, раненый выстрелом в грудь, мучительно и тяжело дышал, сидя у холодной стены — но чекистов было много, а Лёнька оставался один.

Он бил почти наугад из большого маузера, на полу рядом лежали в очереди два заряженных кольта и несколько маленьких ручных гранат. Он не рассчитывал пробиться.

Один из чекистов, самый молодой и самый решительный, выбил окно, выходившее из подвала на улицу, и, маленький, ловкий как обезьяна, скользнул ногами вперёд в небольшое оконце. Лёнька обернулся и выстрелил ему в живот.

Истекающий кровью чекист выронил кольт и, собрав последние силы, прыгнул на Лёньку, свалив его с ног. Они сцепились и, хрипя, катались по полу. Лёнька насквозь прокусил агенту руку, в клочья разорвал на нём рубашку и начал его душить. Тяжелораненый чекист обессилел и перестал сопротивляться…

Чудом Лёньке Пантелееву удалось вырваться из намертво обложенного подвала.

Уже начинало светать, когда Мишу Маснизона разбудил громкий, уверенный стук в дверь.

Поёживаясь от страха, Миша вышел к двери и услышал с той стороны до дрожи знакомый голос.

— Господин Плевако? — спросил Лёнька. — Открывайте. Я слышу, что вы там. Открывайте, вам нечего меня бояться.

Миша раздумывал какое-то время и, всё-таки, решился открыть.

…Вид у Лёньки Пантелеева был ужасен. Пиджак разорван, рука кое как перебинтована, по лицу стекала кровь. А в глазах застыло жуткое предсмертное выражение: это был взгляд недостреленного шакала.

— Господин Плевако, — выговорил Лёнька медленно, — наверное, мы с тобой уже не увидимся. И у меня к тебе просьба есть. Человеческая просьба. Мне уже недолго осталось. — Лёнька вымученно улыбнулся. — …и я тебя сейчас как человека прошу…

Тут в мутных глазах его сверкнули чистые и живые слёзы.

Миша, никак не ожидавший этого, оторопел.

— Передай Катерине Ивановне, когда увидишь, — выговорил Лёнька тихо, передай непременно… Передай, что мне сильно хотелось её ещё раз увидеть… Передай, что я очень люблю её…

Лёнька Пантелеев не ошибался. Конец был близок. ЧК подкараулило его на блатхате — там, где Лёнька никак не ждал быть застигнутым.

И именно здесь, окружённый врагами, он в последний раз надавил курок своего пистолета.

И в первый раз промахнулся.

Не промахнулся прицелившийся в Лёньку чекист.

…В наши дни: когда в Питере есть уже всё или почти всё, и город кишит теми, кого в двадцатые годы называли нэпманами, кажется иногда, что там не хватает только одного персонажа.

…Банкет в шикарном ресторане, где гуляют новые русские. Музыка, пьяный смех, шампанское, икра, водка, дорогие меха, долларовые купюры…

И, вдруг… два выстрела в потолок, плавно кружится осыпающаяся извёстка, и голос, от которого присутствующие взрагивают, произносит:

— Граждане, минуту внимания! Просьба не беспокоиться. Я интеллигентный бандит…

Миссиссага, 2004 г.