Лёшкина переэкзаменовка

— Я потом, — сказал я и покосился на парня с чемоданом. — Можно потом?..

— А-а, — сказала Анна Аркадьевна с облегчением, — так, может, мы потолкуем с тобой завтра? Раз ничего страшного…

— Ничего очень страшного, — сказал я спокойно, — но через два часа будет уже поздно.

После этого Анна Аркадьевна почему-то опять сильно встревожилась.

— Что же, — заторопилась она, — тогда скорее поедем ко мне. Где же Владик?

На площади Владика не было. Анна Аркадьевна и её знакомый немного постояли, а я побегал взад-вперёд по тротуару от вокзала до метро, но Владика не нашёл.

— Придётся ехать без него, — решил я.

Мы сели в троллейбус и поехали. Конечно, вдвоём с Владиком мне теперь было бы легче. Но об этом не стоило думать. В троллейбусе мы сначала не разговаривали. Нарушил молчание Виктор — так звали парня, который нёс чемодан.

— Как ты всё-таки отдыхала, Анечка? — спросил он.

— Отдыхала?.. — переспросила Анна Аркадьевна, словно очнувшись. — Чудесно! Там были замечательные прогулки — например, от Храма воздуха к Красному Солнышку…

— …откуда открывается вид на вершину Эльбруса, а также на живописно раскинувшийся внизу Кисловодск, — вступил я в разговор, вдруг вспомнив Владикину брошюру.

Анна Аркадьевна и Виктор внимательно на меня посмотрели.

— И само восхождение удивительное! — продолжала Анна Аркадьевна. — Воздух всё время такой, что совершенно не чувствуешь крутизны…

— Незабываемая прогулка, которая, однако, не рекомендуется при пороке сердца, — быстро добавил я, очень довольный, что мои знания пригодились.

— Ты побывал в Кисловодске? Да, Шатилов? — спросила Анна Аркадьевна.

— Нет, что вы, я никогда там не был!

Мне показалось, что этот мой ответ Анне Аркадьевне чем-то очень не понравился, и я не вымолвил больше ни слова, пока мы не пришли к Анне Аркадьевне домой.

Анна Аркадьевна усадила меня в кресло, а сама села напротив на ручку другого кресла. Потом она взглянула на Виктора и сказала:

— У нас с Володей дела.

Виктор с огорчённым лицом отправился в другую комнату. В дверях он остановился и спросил:

— Разговор будет большой?

Я подумал и ответил:

— Длинный.

Тогда Виктор огорчился ещё сильнее и закрыл за собой дверь. А я без всякой утайки рассказал всё с самого начала: как позвонил Лёшке в первый, а потом во второй раз, как сегодня мы пошли к Лёшке, чтобы всё ему растолковать, а вместо этого его обманули.

Анна Аркадьевна слушала меня очень внимательно. Сначала у неё было такое лицо, как будто я ей отвечаю у доски и она не хочет, чтобы я знал, правильно отвечаю или нет. Но скоро лицо у неё стало такое, какое было на вокзале, когда я с ней поздоровался и сказал, что Владик ждёт на площади.

Не знаю почему, но больше всего удивилась Анна Аркадьевна, когда узнала, что Лёшка сдал на четвёрку. Она даже вскрикнула и переспросила:

— На четвёрку? Не может быть! Но это точно, что он сдал, ты не путаешь?

Я сказал, что знаю наверняка.

— Непонятно! — Анна Аркадьевна перестала вдруг говорить голосом, который был взрослее её, а начала говорить со мной так, как с Виктором. — Представляешь, я совершенно… ну, ни капельки не верила, что Лодкин может выдержать! Как это произошло — трудно представить!..

— Очень просто, — попытался я объяснить: — ваши звонки имели огромное воспитательное значение! То есть… я говорю, что когда я звонил, то… то помогало всё-таки, — спохватился я.

Анна Аркадьевна нахмурилась.

— Так, — сказала она. — А чего же ты теперь хотел бы?

Я ответил, что хочу, чтобы Лёшка по-прежнему думал, будто ему правда звонила Анна Аркадьевна. Я сказал, что знаю, что я виноват, и прошу, чтобы тайну не открывали не из-за себя, а только из-за Лёшки и его матери. И пока я это говорил, Анна Аркадьевна молчала и смотрела мне прямо в глаза так, что я не мог их опустить, и мне всё казалось, что надо ещё что-то сказать — важное-важное.

— Если бы Лёшка с матерью после этих звонков подумали о вас плохо, — сказал я, — тогда бы обязательно пришлось им всё рассказать. А раз они теперь о вас думают даже гораздо лучше, чем раньше, то, по-моему…

И я замолчал, потому что Анна Аркадьевна покраснела так, как никогда при мне не краснел ни один учитель. По-моему, так человек может покраснеть, только если ему станет не по себе.

— Так тебе не хочется говорить с Лодкиным? — спросила Анна Аркадьевна тихо и медленно. — Ладно. Можешь ему ничего не объяснять. Я поговорю с ним сама. — Анна Аркадьевна остановилась. — Я ещё не знаю, что расскажу ему, а чего не расскажу. Надо подумать. Но, в общем, я это беру… да, беру на себя. Вот так, Володя. А пока что…

Анна Аркадьевна быстро подошла к телефону, заглянула в книжечку, висевшую возле аппарата на шнурке, и набрала какой-то номер. Я предполагал, что она звонит отцу или матери, и вдруг услышал:

— Пожалуйста, Лёшу Лодкина!

Было интересно, какая у них получится беседа, но почему-то мне стало немного не по себе, и я решил уйти.

— До свиданья. Я пойду. — Попрощавшись с Анной Аркадьевной и Виктором, я быстро пошёл ко входной двери. Когда я уже отомкнул замок, до меня донеслось:

— Поздравляю тебя, Лёша!