Лётчик

Тишина на поле. Пусть оно и небольшое размерами, но всё равно для меня это лётное поле. Лодки и гидросамолёты с воды летают, так что моим мыслям никто не мешает, никто не отвлекает, никого постороннего вокруг нет.

Ещё раз прохожу с осмотром вокруг самолёта, отбрасываю лишние сейчас размышления о недавнем разговоре и полностью сосредотачиваюсь на предстоящем полёте.

Запускаемся, готовимся к взлёту и летим в Либаву. Михаил притих у себя в кабине, даже не возится. Тоже раздумывает, наверное, потому как я его сразу же озадачил поступившим предложением. Пусть голову поломает и примет решение — оставаться ему в Ревеле или ехать со мной в столицу принимать новый самолёт. Не всё там просто будет. Придётся и поучиться…

Вот такие воспоминания крутятся сейчас в моей голове под неумолчное монотонное тарахтение мотора. И неизвестно ещё, что крутится быстрее, мои мысли или пропеллер перед глазами. Да ещё этот разговор с Остроумовым о Гатчинской авиашколе! Прокручиваю оба разговора и понимаю, что трудно мне придётся по возвращении. Прямо узел какой-то вокруг меня завязался…

Сейчас, когда мы возвращаемся назад, в Ревель, на истерзанном самолёте и на последних резервах еле дышащего мотора, я прекрасно осознаю, что нужно было не брать паузу на раздумье, а сразу идти с разговором к Сергею Васильевичу и в этот же день отправляться в Петербург. Зря столько времени потерял, всё без толку. Ну, почти всё. Ведь кое-что я всё-таки сделал. Какой-то задел на будущее, хочется надеяться.

Почему мою голову терзают столь мрачные мысли? Да потому что вся эта командировка обернулась практически впустую потерянным временем. Хочется надеяться на обратное, но после того, как столкнулся с неповоротливым армейским управленческим аппаратом, его инертностью и разобщённостью, последние надежды развеялись в прах. Да мне небеса благодарить нужно за нормальное ко мне отношение и участие Остроумова и Эссена…

Нет, я само собой исправно поднимался в воздух, выполнял облёт по предварительно согласованному маршруту, докладывал после посадки обо всех замеченных в море судах. И всё шло как обычно. Даже умудрился один раз забраться на территорию, занятую противником. Довелось и бомбы сбросить по колоннам на марше, и из пулемётов по разбегающимся немцам вволю пострелять, и пофотографировать результаты своих действий. Где была такая возможность, само собой. Но уже прежнего задора не было, ясно понимал, что это не те масштабы. Так, если только попугать да пошуметь немного. Нечего мне больше в Либаве делать.

И немецкие моряки прежних ошибок не повторяли. На удивление быстро сделали нужные выводы из прошлой моей удачной атаки и организовали службу воздушного наблюдения и прикрытия своих судов. Потому как на подходе к первому же обнаруженному нами военному кораблю наткнулись на плотный, даже не заградительный, а довольно-таки прицельный огонь. И несолоно хлебавши убрались прочь, на прощание огрызнувшись из пулемёта парочкой длинных очередей.

На отходе столкнулись с авиацией противника. Наверняка это с кораблей успели вызвать подмогу. Решили отыграться за прошлое.

Перехватили нас над морем, уже в прямой видимости берега. И зашли они как раз оттуда, с суши, замаскировались на её тёмном фоне, поэтому мы их и заметили поздно. Даже не я заметил, а мой стрелок-наблюдатель, честь ему и хвала.

Михаил в плечо толкнул, привлекая внимание. Показал рукой вправо и вниз. Ничего не вижу. Чуть накренил самолёт вправо же и только тогда заметил три массивных силуэта на фоне воды. Сначала не понял, лишь спустя секунду сообразил, что это у них поплавки внизу болтаются, поэтому и силуэт таким большим кажется.

Обрадовался увиденному, сразу же мысль мелькнула — из-за этих поплавков у немецких самолётов лобовое сопротивление выше и скорости соответственно ниже. Но не угадал. Скорости у нас оказались почти равные, похоже — у немцев и моторы мощнее стоят.

Обрадовался и тут же испугался. Крикнул Михаилу, чтобы бомбы сбрасывал. Не хватало ещё, чтобы шальная пуля в бомбу попала. Ну его, этот лишний риск. Жалко, конечно, их просто так терять, да ничего не поделать. Почти сразу же самолёт вздрогнул, освобождаясь от опасного и тяжёлого груза, облегчённо выдохнул и вспух в потоке — подпрыгнул вверх, словно радуясь долгожданной лёгкости и свободе. И я придержал машину ручкой, придавил её, удержал в горизонтальном полёте.

Вот сейчас и посмотрим, чего я стою как лётчик. Навалился азарт, через всё тело с макушки до пят словно электрический разряд проскочил. Даже зубы заныли. Встряхнулся — голова, словно калькулятор, заработала. Покрутимся? И я развернулся навстречу приближающемуся противнику.

Красивого воздушного боя не получилось. Немцы так и летели тройкой по прямой и даже расходиться не собирались. Проскочили мимо друг друга на встречных курсах. Пилоты нам при этом что-то руками показывали, да я внимания особого не обратил. Обернулся назад, заорал, перекрикивая трескотню мотора:

— Почему не стреляешь?