Лётчики

Однажды в районе аэродрома был сбит фашистский истребитель Ме-109. Сафонов заинтересовался чужой машиной. Вначале осмотрел его, затем сел в кабину, примерился к ручке управления, ножным педалям, осмотрелся:

— Понятно. С хвоста «сто девятый» слепой. Плексиглас задней стороны фонаря никуда не годится. Так вот почему на них фашисты летают «змейкой» — это для того, чтобы улучшить обзор задней полусферы.

Из своих наблюдений Сафонов немедленно сделал практические выводы, которые были доведены до всех летчиков. Сафонов первым сформулировал основной закон боя истребителя: длинная дистанция — короткая очередь, короткая дистанция — длинная очередь.

Личная дисциплинированность, аккуратность и точность были второй натурой Сафонова. Как-то один из молодых летчиков, возвращаясь с задания, сделал над аэродромом ряд замысловатых фигур и чуть не разбился. Сафонов тут же, в присутствии всех летчиков, задал ему вопрос:

— Вы взяли эти фигуры из «Наставления по воздушно-стрелковой подготовке» или «Боевого устава истребителей»?

— Нет.

— Может быть, вы считаете эти фигуры нужными для воздушного боя?

— Нет.

— Тогда для чего же вы их делали? Если у вас много энергии, то приберегите ее для боя. Сегодня вы показали не свое мастерство, а свою недисциплинированность, склонность к ненужному риску и лихачество. Стыдно советскому летчику так вести себя в воздухе...

Летчик краснел и бледнел. Выговор любимого командира, сделанный еще в присутствии всех, был для него больнее любого наказания. Больше он никогда не нарушал дисциплину в воздухе.

Сафонов частенько говорил, что летчик-истребитель должен драться с горячим сердцем и холодной головой, быть смелым и осмотрительным... Как-то после выполнения очередного задания летчик Животовский доложил Сафонову:

— Вел воздушный бой с Ме-109, выпустил несколько очередей с дистанции 350-300 метров. «Мессер» пошел к земле со снижением. Предполагаю, что сбил его. На моей машине восемь пробоин.

— Что ж, посмотрим на ваш самолет.

Вместе с летчиком Сафонов внимательно осмотрел истребитель, проявляя повышенный интерес к пробоинам:

— Я уже не раз говорил вам: в воздухе надо быть не только смелым, но осмотрительным. А вы по-прежнему неправильно распределяете свое внимание по секторам. Вот посмотрите, все пробоины находятся со стороны задней полусферы. Значит, «мессершмитт» побывал у вас под хвостом, и только по счастливой случайности вы не стали покойником. А благополучное возвращение с такими пробоинами — это заслуга не ваша, а вашей машины. Так воевать нельзя!

И не было боя, в котором бы летчики лишний раз не убеждались в правоте своего командира. Не так много прошло времени, а летчики уже переняли сафоновский стиль борьбы в воздухе. Бить врага по-сафоновски означало — драться отважно и осмотрительно, открывать огонь по врагу с дистанции 70-100 метров.

Шел второй месяц войны. Морские летчики-истребители сутками искали в небе и уничтожали противника. В редкие минуты затишья они отдыхали. В землянке на берегу маленькой речушки с необыкновенно прозрачной водой уютно. Сафонов с Редковым режутся в шахматы — редко бывает, чтобы можно было так спокойно посидеть. Но и ломая головы над сложными вариантами шахматной игры, они ни на минуту не забывали о реальной опасности. Телефонный звонок, партия прервана на неопределенное время: на подходах к аэродрому обнаружена группа фашистских самолетов.

Сафонов выпускает ракету, и, пока та описывает дугу, истребители, оставляя клубы пыли, уже выруливают на старт. Гитлеровцы пытались уклониться от боя, но сафоновцы отрезали им все пути для отхода. Сафонов с дистанции 50-70 метров выпустил три очереди по Хе-111. Тот вспыхнул и упал в сопки. После этого командир эскадрильи вышел в атаку на «мессершмитта», который принял вызов и начал стрелять с дистанции 400 метров. Сафонов сократил эту дистанцию вдвое и ударил по фашисту из пулеметов и пушки. «Мессер» пытался было удрать, но в горячке боя забылся, что высота небольшая, и врезался в сопку. Это был одиннадцатый стервятник, уничтоженный Борисом Сафоновым.

Борис Сафонов постоянно изыскивал возможности, чтобы сократить время вылета по тревоге. Чтобы быстрее надевать парашют, командир эскадрильи повесил его на березке вблизи капонира таким образом, что требовались считанные секунды, и он оказывался на плечах с застегнутыми карабинами. Для быстроты застегивания шлема Сафонов срезал с него пряжки, вместо которых пришил кнопки от парашютной сумки.

— Видишь, как сделал? — показал свое изобретение Сафонов другу Коваленко.

— Что сделал? — не понял его Коваленко.

— А! Дай-ка мне шлем!

Александр протянул Сафонову свой шлем.

— Какой он у тебя старый! — произнес Сафонов в ловким движением срезал пряжки.

— Так ведь хороший же еще был! Зачем было его портить? — с досадой произнес Коваленко.

— На тебе вот кнопки. Пришей. А потом посмотришь...

— Зачем мне кнопки?

— А сколько времени ты тратил, застегивая эти пряжки? — вполне серьезно спросил Сафонов. Коваленко и присутствующий при этом комиссар Редков переглянулись. Никто из них никогда не задумывался над этим.