Лётчики

— Ты серьезно?

— Ну-с!..

— Вообще, положительно.

— А если муж и жена летчики?

— Очень.

Подошёл Хрусталёв.

— Я совсем упустил из виду: командование парка подыскало вам комнату.

— Поздно. Пусть кому-нибудь другому отдадут.

— Как, ты уже устроилась? — удивился Гаврик.

— Отлично.

— А в гости?..

— Милости прошу. Понеси-ка ракетку!

По мере приближения к квартире лицо у Гаврика вытягивалось всё больше и больше.

— Тут, кажется, Клинков раньше жил?

— Он и сейчас живёт.

— А ты?

— И я.

— Так, значит…

— Да-да.

— И давно? — спросил он так, словно разговор шёл об умершем.

— Пожалуй, с месяц. Немного побольше.

Ему сразу стало скучно.

— Ничего окопались, — обронил он, уныло оглядывая комнату.

— Куда же ты?

— Я ещё зайду…

— Заходи, я целый день дома…

И невесело уже светило солнце, и белые стволы берез торчали, как обглоданные кости. «Зря бороду сбрил».

Перед отлётом Хрусталёв наведался на метеорологическую станцию. Он поднимался по лестнице с лёгким сердцем. Почему он так грубо зимою разговаривал с Верой?.. В чем же, собственно, заключалась её вина? В том, что она принуждена была сообщать отрицательные прогнозы?.. Именно принуждена. Даже не верилось… А он?.. Стало неудобно за своё поведение, и в двери он вошёл с чувством осознанной вины и раскаяния. Вера принимала по радио сводку с периферии и не слышала, как он вошёл: она сидела спиной к дверям. Хрусталёв остановился. Перед ним ясно встал дождливый вечер их первого знакомства. Как тонко он тогда ощущал на спине её взгляд!.. Ему пришло вдруг на ум ревнивое желание проверить Веру. «Почувствует или нет?» Он стал смотреть ей в затылок — и она тотчас же оглянулась. Он успел поймать в её глазах замешательство.

— Здравствуйте! — сказал он приветливо.

— Одну минутку, я сейчас освобожусь.

Он присел на край стола, чтобы видеть её лицо: хотелось сказать ей что-нибудь доброе-доброе.

— Улетаете? — спросила она, освобождаясь от наушников.

— Пришёл за погодой.

— Погода ясная, — ответила Вера, светясь.

— Как там, не предвидится ли чего страшного?

— А вы чего боитесь?

— Нимбусов.

— Опытный летчик должен уметь водить свою машину и в облаках. Нимбусов боятся те, которые низко летают…

— Я все-таки предпочитаю солнечную погоду.

— Если машина исправна и пилот уверен в себе, то к солнцу всегда можно пробиться… На всем пути ясно, — сообщила она, заглянув на карту, — небольшая облачность возле Миллерово.

— Обойдём стороной.

— Вам видней… Вы, кажется, всегда обходите облачность стороной?..

— Интересно, удержится ли солнечная погода до нашего возвращения? — спросил он многозначительно.

— Как сказать, — лукаво усмехнулась она, — пожалуй, да.

— Ну, будьте здоровы! Не скучайте без нас.

— Счастливого пути! — Она проводила его до дверей и сейчас же подбежала к окну — посмотреть, как он будет выходить из здания.

Проверив крепления парашюта, Андрей полез в кабину. Комиссар вручил ему рапорт.

— Всё ясно?

— Ясно всё!

Построившись в воздухе фигурой ромба, отряд двинулся на север. Нестерова шла замыкающей. Самолёты плыли в прозрачной солнечной тишине, управление не требовало никакого напряжения. Андрей сидел сзади Маруси и вспоминал, как вот так же, ранней весной он ехал домой на поправку. До чего же он был тогда наивен!.. А коршун, который неправильно делал развороты!.. Внизу медленно тянулись поля, реки, железные дороги и рощи, уже тронутые нежной зеленью.

50

Поле вокруг поселковского аэродрома было запружено народом.

По сигналу Хрусталёва самолёты подтянулись и пошли на сближенных дистанциях. Андрей внимательно рассматривал посадочную площадку и трибуну, стоявшую у самого края. Резко сверкнули трубы оркестра. По трепетавшим знаменам он определил направление ветра у земли: юго-восточный. Самолёты прошли над ставком, озеро сияло под солнцем, как серебряное блюдо. Андрей увидел вышку. У пристаньки — рыбья стайка лодочек. Вспомнил старика— где он?.. Небось с флагом пошёл!.. Разыскал свой домик: двор был пустой и без будки. «Пес-то, неужели подох?..» Стало жалко собаки. По улицам бежали на выгон запоздавшие.

Приветствуя собравшихся, отряд сделал над посёлком два круга. С головной машины ударила алая ракета — и последний самолёт тотчас же оторвался от стаи. Крутой спиралью он набрал высоту и, разогнавшись по прямой, пошёл на мертвую петлю. Когда самолёт достиг своего зенита и уже лежал на спине, из него что-то вывалилось. На земле сначала не разобрали — что именно, но через секунду вырвались сдавленные крики:

— Человек выпал!.. Человек, человек!..

Толпа стихла; казалось, у всех перехватило дыхание: человек падал с раскинутыми ногами, вниз головой. Вот он откинул руку, и над ним распустился светлый одуванчик парашюта.

— Ура-а! — Крик облегчения понёсся по всему полю.

Видно было, как парашютист регулировал направление посадки. Он приземлился перед самой трибуной. Его узнали сразу.

— Андрей, Клинков, ура-ура!.. — Оркестр грянул марш, и Андрей, освободившись от парашюта, подошёл к трибуне, держа руку под козырёк.