Лётные дневники. Часть 3

На этот раз, кстати, болело не очень сильно, а как раз так, как надо: работать в колхозе явно нельзя, летать – само собой, тоже нельзя, крутить шеей больно, но дома ковыряться вполне можно. Зашёл к командиру эскадрильи, держа голову в руках и поворачиваясь вокруг неё всем телом, – тут со стороны явно видно, что не сачкую. Он отправил меня к командиру отряда, но я помахал бюллетенем и не пошёл. А тут и врач лётного отряда подвернулась и сказала, что не допустит меня к полётам, пока не отгуляю отпуск. Так что полётам моим конец до зимы.

Самое смешное в этой истории вот что. Вечером в пятницу ложиться на чердак нет смысла, договорились на понедельник. Сегодня суббота, а у меня уже всё прошло. Потихоньку верчу головой, даже езжу на машине, – терпимо, хватило одного пластыря. Сейчас всей семьёй мотнём на дачу с ночёвкой. А в понедельник я, здоровенький, лягу на полмесяца в больницу, потому что невропатологу надо снять с себя ответственность: лётчик пожаловался, меры приняты.

А я получил свой отдых без всякой нервотрёпки, даже раньше, чем хотел. Ну, поколют витамины в задницу – это раз в день. На улице ещё тепло, буду каждый день пешочком домой 6 км ходить, ковыряться с машиной в гараже, да по дому. А отпуск-то мой ещё впереди!

27.09. Отдыхаю три недели. Сейчас вот читаю эти, написанные всердцах строки, улыбаюсь. Видно, и правда, устал, если согласен был на всё, лишь бы не летать. Ну, а сейчас отдохнул.

Теперь другие заботы. Всё было хорошо: отдыхал, работал на даче – благо, режим в больнице не такой уж и строгий, – и вдруг простудился. Скорее всего, на сквозняке спал. Сосед по палате, тяжёлый, лежачий больной, страдая от тяжких болей, всё время курил; форточка и дверь всё время открыты, а пенальчик тесный, деться некуда.

Ослабленный за лето организм тут же поддался болезни. И вот уже две недели кашляю, стараюсь домашними средствами возбудить защитные силы организма, но очень уж слабы эти защитные силы…

Тем временем, колёса, в которые я сунул свою бестолковую голову, медленно и неуклонно провернулись, и уже не вырвать. Теперь уж мне делают полное обследование: так делать теперь положено по новым правилам каждому лётчику, попавшему на чердак по любому поводу.

Нашли отклонения в биохимии – зацепка терапевту. И аорта расширена, значит, крутить велосипед. Ещё ни разу не делал зондирования, боюсь его: прошлый раз не пошло, а невроз (давило в глотке) остался. Зондирование наверняка даст гастрит (а у кого его нет); значит, начнут лечить желудок… И лежать мне здесь, и лежать… Отдыхать.

Плавно поднимается возмущение нашей авиационной медициной. Врач для лётчика отнюдь не друг, а что-то вроде злой собаки, мимо которой надо как-то прошмыгнуть, – с волосами дыбом, но натянуто улыбаясь. Пока ты летаешь, тебе врач только мешает жить, норовит тебя отстранить и подвергнуть долгим, унизительным, болезненным и безусловно вредным процедурам, оговаривая, что это – для твоего же блага. Нет того лётчика, кто бы, вырвавшись из лап наших лекарей, не плюнул бы с облегчением и запоздалым раскаянием, что даром потерял не только время, но и часть здоровья.

Это я говорю с позиции здорового лётчика. А каково лётчику захворавшему. Вот и стараются все любым путём, любыми средствами, – но обойти десятой дорогой наших эскулапов.

Я заболел и чувствовал себя неработоспособным полтора дня: банальный радик. Всё прошло, шея вертится по-прежнему. С позиций здравого смысла – и летай себе дальше, либо иди в отпуск. Обратился к врачу, болело, – надо пару дней отдохнуть. Прошло – само ли, народными ли средствами, – но прошло; врач должен быть доволен; значит, крепкий организм, врачу пока делать нечего, – ну и летай себе, пилот.

Но так нельзя. И вот я три недели гнию, и ещё с месяц буду здесь гнить. Без движения, в душной атмосфере, без горячей воды, напичкиваемый безмерным количеством вредных лекарств, нервничая от страха перед болезненными процедурами… И неважно, с чем ты лёг сюда – с панарицием, ангиной или бронхитом, – всем полное обследование, и точка.

Но зато, если старому лётчику надо списаться на пенсию по здоровью, чтобы остаться в аэрофлоте и потом получить какие-то нищенские льготы, – каких только давних диагнозов не представляют экспертной комиссии претенденты на списание. И травмы черепа-то у него были, и язвы, и предынфарктное состояние, и только что не клиническую смерть перенёс, – а вот втихаря лечился и летал. Летал! Куда же вы смотрели на годовых комиссиях, врачи-эксперты?

И вот идёт война. Мы для них – замаскированные мины замедленного действия; они для нас – цепные псы на пути в небо.

А будь я не лётчиком, а рядовым пенсионером, – с моим радикулитом попёрли бы меня подальше: здоров как бык, иди работай, поболит и перестанет.