Теперь в заздравных одах рецензенты
меня включают в серию «и пр.»
Я верю: стерегут меня удачи.
Признанье обретается в труде.
Хочу быть упомянут не иначе
как в элитарной группе «и т.д.»
(Валентин Сидоров. Избранное)
Число и слово так дружны!
Стою, почти что равный Богу.
Что примерять: поэта тогу
Иль Пифагоровы штаны?!
Я бесконечности труда
Предпочитаю уравненья,
Трёх главных правил округленья
Не забывая никогда.
Фортуна, как всегда, слепа,
И ни гроша не стоит рифма.
Пред ясной сутью логарифма
Тускнеет образов толпа.
О снисхождении молю!
Есть реноме, и вес, и внешность,
Но абсолютная погрешность
Ведёт значение к нулю.
Строкам, что множу, нет числа,
И их прогрессия не рвётся,
Но мне никак не удаётся
Извлечь из жизни корень зла.
(Вадим Фадин. Пути деревьев)
...Я также видел ежедневно,
как озираются барышники,
как наживаются шабашники
и набиваются загашники,
как, мир упрятавши в наушники,
от рока млеют пэтэушники,
как вяжут лыко трикотажники
и гонят план шарашмонтажники,
как у пивной роятся бражники —
потенциальные острожники,
и как вчерашние биндюжники
колоннами уходят в книжники.
Я вижу часто, как пирожники
кричат, что, мол они — подвижники,
и как, ближайшие их смежники,
тачают бойко стих сапожники.
(Аркадий Филёв. Старт)
...Я шесть веков его в руках держал
и, честно говоря, уже устал,
хоть флорентиец знал,
кому вручать подарки!
Летит, кружится жизни карнавал...
Смотри, чтобы сосуд не пустовал.
Минует череда веков —
и снова
преемнику, достойному похвал,
ты передашь торжественно фиал,
дошедший
от Аркадия Филёва!
(Яков Хелемский. В начале седьмого)
Не мысля за великий грех
Знакомство с зельем приворотным,
Жалею, между прочим, тех,
Кто пьёт, к примеру, в подворотне.
Не в том беда, что есть Указ —
На родине напитки лучше.
Я пью в Баку портвейн «Кавказ»,
«Зубровку» — в Беловежской пуще.
Нарезав тоненько лимон
И плед набросив на колени,
Тяну коньяк «Наполеон»
На острове Святой Елены.
Устал! Попробуй-ка, успей —
Звенеть бокалами в Шампани,
А завтра — «Аромат степей»
Пить под Херсоном на кургане.
Здесь надобна такая прыть!
Мотаюсь до седьмого поту,
Но всё ж держусь. Ведь брошу пить —
Придётся ехать на работу.
ЛИПА 4
(Евгений Антошкин. Возвращаются подснежники)
...Я этот страх
испытывал не раз:
Ведь в Шахматово ездил
и в Тарханы...
Пожалуй,
без усиленной охраны
Опасно там шататься
В поздний час.
В просторной
константиновской избе
Я чем-то был до жути
перепуган.
В Карабиху однажды
ездил с другом —
И там мне стало вдруг
Не по себе.
Сегодня сквозь туман
я брёл межой.
Но вышел Пушкин
и заметил строго:
«Вы, сударь,
перепутали дорогу.
Простите, но вы здесь
Совсем чужой!»
(Евгении Блажеевский. Тетрадь)
Таких, как ты, хоть пруд пруди,
Известный, Патриарший!
И я без трепета в груди
Летал, как лист опавший.
Командирован был в Оскол —
О, солнечная дата!..
Но попрощаться не зашёл.
Потом уплыл куда-то.
Я, ошущая в пятках зуд
И тягу к непокою,
Спешил на БАМ, КАМАЗ, в Сургут,
Не взяв тебя с собою.
Ещё была Караганда,
Поездка по Алтаю...
Ты, помню, плакала тогда,
А почему — не знаю.
Тебя я бросил впопыхах,
И это было честно.
А ты осталась в дураках
И навсегда исчезла.