Читаем Липяги полностью

— Травополье да травополье!.. Только и талдычат. А кто из вас знает, что такое травополье?! Травополье — это вершина науки о земле. Ату их, травы! — кричат особенно ретивые и не задумываются: а как же вести борьбу с эрозией? Имя Докучаева стыдимся произнести вслух. Нашего старика Требора чуть было не вытряхнули из могилы… Вильямса я не знал лично, а у Требора учился пять лет. Умнейшая голова — скажу вам…

— И ты, Алексей Иваныч, умнейшая голова! — заметил дед Печенов. — А вот лет тридцать, верно, ты у нас этими травками занимаешься. И скажи по чести: прибавилось ли от этих твоих трав хоть капельку хлеба? А?

Алексей Иванович остановился.

— Прибавилось бы, если бы у нас уважали науку!

— «Бы… бы!..» — передразнил дед Печенов. — Этими твоими «бы» сыт не будешь.

— А бобами будешь сыт, да?

— При чем тут бобы? — Дед Печенов пожал угловатыми плечами. — Я так тебе скажу: агрономы наши, и ты в их числе, понапрасну хлеб едят. Вот я вспоминаю отца: он и без вашей науки по сто пудов с десятины снимал, а овса — так и побольше. А теперь?.. А теперь, если семь центнеров с га получим, считаем, что это хорошо.

— Тут не одно травополье виновато!

— А что ж еще, по-твоему?

— Отсталость наша российская!

— А-а, отсталость… Ну-ну!

Дед Печенов снова достал коробочку с табаком и, захватив щепотку, поднес руку к носу; вдыхая в себя зелье, он блаженно закрыл глаза и приготовился было чихнуть.

— Да перестань ты чихать! — закричал на него агроном.

— Говори, говори… — успел только произнести дед и тут же расчихался.

Нюханье табака — излюбленное занятие деда. Но оно не безобидно: он пользовался им и как психологическим воздействием на собеседника. Я заметил, что, когда дед не хотел слушать возражений со стороны кого-либо, он всегда делал затяжку, а потом, блаженно закатывая глаза, чихал. Алексей Иванович, видимо, догадывался об этом.

— Да-да, отсталость! — заговорил агроном, как только дед вытер слезящиеся глаза. — Ведь травополье — оно не с неба к нам свалилось и не завезено к нам из Европы, как некоторые другие учения. Травополье — явление наше, русское. И именно в нем, в травополье, и сказалась вековая отсталость России. Мне не верите — послушайте, что по данному вопросу говорит товарищ Хрущев. — Алексей Иванович взял со стола газету, прищурившись, начал читать: — «Почему травопольная система нашла широкое применение, откуда и какие факторы воздействовали на В. Р. Вильямса, предложившего эту систему? Ведь он был коммунист и, я считаю, преданный партии и честный человек. Если заглянуть в историю этого вопроса, то можно прийти к выводу, что травопольная система земледелия вытекала из экономической отсталости бывшей царской России…»

Дед Печенов хотел перебить агронома, но тот не дал ему и продолжал читать с еще большей горячностью:

— «В то время как западные страны развивали химию, производство минеральных удобрений и сельскохозяйственных машин, то есть шли по пути интенсификации сельского хозяйства, некоторые ученые России, видимо, искали систему земледелия, которую можно было бы приспособить к условиям экономической отсталости страны». Вот вам полный социальный анализ травополья как учения. Ясно?

— Ох, уж это мне учение! — вздохнув, отозвался дед Печенов. — Не учение, а мучение.

— Не смейте так! — Алексей Иванович подступил вплотную к деду Печенову. — В это учение внесли свой труд лучшие русские агрономы — Докучаев, Костычев и другие. Мы все умны задним числом! Я не позволю потешаться над памятью дорогих мне имен!

Казалось, еще миг — и они вцепятся друг в друга.

Желая хоть чем-нибудь разрядить обстановку, я обратился к спорщикам с предложением выпить чаю. Они согласились. Я вышел к Нине на кухню. Чай был уже готов. Я взял чашки, сахарницу и стал накрывать на стол. Расставляя посуду, прислушивался к продолжавшемуся спору.

— Никто из русских агрономов не насаждал своего учения силой, — говорил Алексей Иванович. — Никто! Ни хорошо известный тебе Требор, ни корифей минералогии Прянишников, ни его последователь Сухарников. Все они были ученые. Читали лекции, публиковали статьи. Но Требора почему-то признали, а Сухарникова — нет. Почему? Скажи!

— Требор твой — маленькая сошка, — возразил дед Печенов. — За травы люди повыше хлопотали.

— Но ты небось был на собрании, когда приезжал Требор!

— Ну, был.

— Что ж ты тогда молчал? Умник! Встал бы, да и сказал: твоя система плохая. Мы ее отвергаем. Чего ж ты тогда молчал?

— Тогда я еще не знал, что она плохая.

— А-а! Не знал?!

— Нет.

— Чи-чи-чи…

III

Чаепитие на некоторое время разрядило напряженность в споре. Наблюдая, с какой осторожностью оба старика пили горячий чай, я думал над тем, чем вызваны стычки агронома с дедом Печеновым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза