— В отношениях человека с природой, — продолжал Алексей Иванович, — должен соблюдаться один закон: сколько взял, столько и отдай. Мы из года в год нарушали его. Брали пригоршнями, а возвращали щепотками. Настала пора рассчитываться за рапорты побед! Между тем индустриальный метод компенсации взятого у земли есть. Это минеральные удобрения. Только с помощью химии мы сможем быстро и решительно повысить плодородие наших земель, поднять урожаи. Интенсификация — единственно правильный путь, ибо он соответствует настоящему высокому уровню производительных сил. Сухарников был прав. Ох, как прав! А мы все вместе с Вильямсом и Требором неправы! Придумали же: «Травы — вершина науки!» А все от нашей бедности. Хотели брать пригоршнями. Думали: земля вечно будет давать. А вышло… Сегодня украл, завтра украл. А на третий раз — и красть нечего. В природе все закономерно… Виноват… Не перед людьми, перед землей виноват. Я вот тут написал. — Алексей Иванович встал из-за стола и подошел к книжной полке, где поверх книг лежали его бумаги. Протянув руку к бумагам, Алексей Иванович пошатнулся, еще раз сказал «виноват», сделал шаг к посмели — и упал, не дойдя до нее…
Мы не отходили от него всю ночь, пока не приехал врач. Утром я едва держался на ногах. Однако уроки вел, как всегда.
Трудная была весна. Приближались экзамены, а с ними и новые заботы. Весь день я проводил в школе, а вечером спешил к агроному.
Алексей Иванович понемногу приходил в себя.
У него парализовало правую сторону тела. Он не мог пошевелить ни ногой, ни рукой; долгое время не говорил, а только мычал что-то нечленораздельное. Недели через две речь стала восстанавливаться. Однако чтобы не переутомлять его, с ним мало разговаривали. Старались больше читать ему. Он сам просил. Он просил, чтобы ему читали газеты. Но по тайному уговору с Надеждой Григорьевной все газеты из дому были изъяты. Это, конечно, жестоко — не выполнять желаний больного человека, но нам казалось, что мы тем самым сохраняем его спокойствие. Не тут-то было! Алексей Иванович каким-то образом все равно узнавал газетные новости. Видимо, кто-нибудь из посещавших его — либо дед Печенов, либо зоотехник — рассказывал.
Вот лежит он. Уже поздно, солнце зашло, и на столике, возле которого я сижу, горит лампа. Я читаю ему «Дневник археологических раскопок» Городцова. Вдруг Алексей Иванович делает усилие и, хотя ему совершенно нельзя поворачиваться, наклоняется и подает знак рукой, чтобы я остановился.
— Хлеб — это основа основ нашего богатства. Будет хлеб — будет и мясо и молоко.
— Да, — соглашаюсь я. — Но вы не думайте сейчас об этом. Лучше давайте я вам почитаю. Вот тут про раскопки в нашем уезде.
Алексей Иванович движением руки закрыл книгу.
— Брось, я ведь читал про эти городища! Лучше скажи: семян гороха достали?
— Достали.
Алексей Иванович успокоился и долго лежал молча. Мне показалось, что он забылся и заснул. Я хотел было встать, но он остановил меня.
— Ничего! — сказал он, бодрясь. — Хлеба мы скоро будем иметь в изобилии. Пройдет немного времени, мы создадим химию. Будут удобрения. Будут гербициды для борьбы с сорняками. И дела у нас пойдут! Вот я встану, и мы…
И, оживившись, Алексей Иванович снова начинает толковать про свой план, про то, как он из каждого ученика воспитает землепашца. Не проходит вечера, чтобы мы не беседовали об этом. И всякий раз в план вносятся какие-нибудь дополнения. Сначала агроном хотел, чтобы его будущие воспитанники занимались исключительно полеводством: хорошо знали агротехнику, машины, уход за пропашными. Потом ему показалось, что такой подход слишком односторонен: бригада возьмет еще и молочнотоварную ферму. Оборудуем ее чуть ли не полупроводниковыми доильными агрегатами, автоматизируем подачу кормов и т. д. и т. п.
Однажды я застал Алексея Ивановича за странным занятием. Обложившись со всех сторон подушками, он сидел на кровати и писал. Поверх одеяла лежал том «Дон-Кихота», а на книге — стопка бумаги. Исписанные листки валялись на столе, на подушках. Правая рука слушалась еще плохо, и он выводил каракули левой.
— Хорошо, что ты пришел пораньше, — сказал Алексей Иванович. — Я пишу педагогическую статью и хотел бы с тобой кое о чем посоветоваться.
Прочь беспрерывное сидение за партой, в стенах школьного здания! Перенести учебу в поле, на фермы! — таков был смысл статьи.
— Не знаю только, куда послать статью, — сокрушался Алексей Иванович. — В газету или, может, в какой журнал?
Мы оборвали разговор на полуслове: пришел дед Печенов. Не хотелось никого посвящать в нашу тайну.
Алексей Иванович спрятал листки исписанной бумаги под подушку и раскрыл книгу, будто читает. Семен Семенович, надо думать, догадался, о чем был у нас разговор. Но и виду не подал. Оберегая покой друга, дед Печенов избегал теперь лишних разговоров. Придет, посидит возле кровати больного, скажет два-три слова о погоде, о том о сем и отправляется на кухню. Он берет ведра и идет к колодцу за водой. Потом часа два мастерит и подлатывает крыльцо; копается в саду.