Липовый чай

— Не, сняли. Мамке не понравился.

— Сняли?.. А девали куда?

— Мамка в школу продала — на уроки в него звонят.

— Он и сейчас там?

— А где же. Там, должно.

Афанасий Богданович попросил напиться водицы и потащился к школе. Дождь припустил сильнее. Оглянувшись, Афанасий Богданович увидел, что мальчишка снова размеренно поднимает и опускает топор.

Пройдя под деревьями, Беспалов увидел длинное, почерневшее от ненастья старое деревянное сооружение, слишком длинное и старое, чтобы быть красивым, и слишком некрасивое, чтобы быть чем-нибудь иным кроме школы. Дверь была приотворена. Беспалов вошел и остановился, прислушиваясь.

Где-то в глубине слышался голос, ему с промежутками отвечал другой. Несмотря на каникулы, в школе кто-то был.

Афанасий Богданович пошел по шаткому, мягкому от старости полу и в одном из пустых классов увидел разговаривающих: парень и девчонка сидели на подоконнике.

Девчонка говорила:

— Дождь, а мне хорошо. Куры нахохлились, грустные, прячутся под крыльцо, а мне хорошо. Капли падают с листьев, листья тихие, а капли белые.

— Не белые, — сказал парень, — вода не бывает белой.

— Белые, — сказала девчонка. — И это не вода. Это дождь, который задумался. Ну, посмотри, почему ты этого не видишь?

— Скоро осень…

— Да, скоро осень, я умру от страха! Какая я учительница, если два месяца назад сидела за этой партой?

— Это временно, — сказал парень. — Пока пришлют с образованием. Дети должны учиться.

— Хорошо, что ты сильный, мне сразу легче. Только я не верю, что я взрослая. Я взрослая, но я не верю. И это тоже хорошо, все-все хорошо…

Афанасий Богданович отшагнул назад — из деликатности и внезапного смущения. Однако далеко не ушел, стоял у окна, ждал. Из щелей тянуло сыростью.

Когда ему показалось, что он достаточно выждал, он, нарочно громко ступая, подошел к двери. Но его не услышали.

Парень говорил:

— Красить надо, а чем? Белить надо, а чем? В бухгалтерии ни черта не понимаю, какой я директор? И стекол нет. И английский некому преподавать…

Момент показался Афанасию Богдановичу подходящим, и он постучал в открытую дверь.

На подоконнике, не разнимая рук, оглянулись.

Беспалов, странно для себя самого, вдруг сказал:

— Достану краску. И известку.

На него смотрели безмолвно.

Афанасий Богданович махнул рукой:

— И стекла!

Парень соскочил на пол:

— А англичанку?

— Попробую…

— А от нас что требуется? — спросил директор.

У Афанасия Богдановича шершаво стало в горле, и он торопливо произнес:

— Колоколец…

ЖЕЛТОЕ СЧАСТЬЕ

Митяка

Митяка живет в комнате на первом этаже, окна во двор. У него нет правой руки, и от этого он злой, как десять псов. Усы у Митяки бывают двух цветов: цвета спелого овса и черные, как мазь для Колькиных ботинок. Колька знает: если усы черные, Митяка устроит во дворе какую-нибудь пакость, а если белые — будет сидеть на пороге, мешать всем входить в дом и тянуть бесконечную песню:

Позабыт, позаброшен
С молодых, юных лет…

Хотя он никем не позаброшен: к нему каждое воскресенье приходит жена с ребенком. Перед ее приходом Митяка надевает чистую рубаху, садится на крыльцо и застывает, надменный, как падишах. Жена неслышно появляется во дворе, останавливается у крыльца и зовет Митяку домой, а Митяка оголяет обрубок руки и с надрывом говорит, что не хочет портить ей жизнь. Они долго спорят, женщина начинает плакать, а Митяка ругается последними словами.

Эта проблема кажется Кольке разрешимой очень просто: женщине не нужно приходить сюда, и Митяка, прождав ее напрасно, в тот же вечер сам отправится к ней и своему сыну.

Кольку Митяка ненавидит. Наверно потому, что у Кольки две руки. А может, потому, что Колька меньше всех в доме и ненавидеть его просто.

Сегодня у Митяки усы черные. Колька поежился и не стал выходить через дверь. На такой случай он недавно вколотил гвоздь под подоконником. За гвоздь можно прицепить веревку и, если мать не видит, благополучно спуститься со второго этажа прямо на цветочную клумбу.

Мать ничего не заметила. И Митяка не заметил. Сидел на крыльце и ругался с Маркизом, нахальным рыжим котом, умудрившимся достать ночью колбасу из привязанной к форточке Митякиной авоськи.

Колька нашел в сарае заступ, взял топор и побежал к лесу.

Он любил лес. Еще он любил книги, но у книг всегда была последняя страница, на которой все кончалось, а у леса последней страницы не было. Лесная жизнь, полная тайн и неожиданных открытий, была бесконечна.

В летнюю жару, взобравшись на крутую гору, можно прижаться щекой к атласному стволу березы, станет прохладно и легко, даже усталость куда-то исчезнет. Это потому, что береза добрая. Мать Кольки, когда распустит волосы, тоже похожа на белую березу. Можно поймать божью коровку и проверить, сколько пятнышек на крыльях. Колька давно убедился, на одном крыле три, на другом — четыре. Убедился, но все равно ловил — а вдруг у этой коровки по-другому?