Лирик против вермахта (СИ)

— Да, да, может быть, — добавил уже увереннее. — Значит, нужно встретиться в офисе, на нейтральной территории… А бабенка-то хороша… Сочная, в теле, как я и люблю… Не мешок костей, как прошлая…

Кивнув отражению, подошел к столу. В бутылке еще немного оставалось виски, и вряд ли стоило его оставлять на другой раз.

— За тебя, старик.

В кресле было так хорошо, что никуда не хотелось идти. В спальне, наоборот — неуютно и одиноко. Жена, которую он на дух не переносил, снова ночевала в загородном доме. И как только представил, что опять свернется комочком на огромной кровати, как пробирала дрожь. Нет уж.

— Лучше здесь…

С этими словами откинулся на спинку любимого кресла и закрыл глаза. Вскоре пришел сон, а вместе с ним и воспоминания из прошлого: приятные и не очень.

Сначала снилось детство — бабушкины румяные пироги с луком и яйцом, фанерный шкафчик в детском саду, строгий мамин голос, любимая игрушка — кособокий медвежонок с рваным ушком. После пошли обрывки воспоминаний из средней школы. Его соседка по парте, убирающая непослушный рыжий локон со лба. Записка с ровным девичьим почерком, зовущая дружить. Его первое стихотворение и её огромные удивленные глаза…

Старинов дернулся. Рука коснулась груди и, запутавшись в халате, там замерла.

Теперь снилась небольшая зелёная книжечка с тесненным на ней женским силуэтом — его первый сборник стихов. Затем вновь возникло уже знакомое лицо — припухлые губы, очаровательные ямочки на щеках, горбинка на носу и пронзительный взгляд. Волнующий голос, тихо шепчущий «да». Ее темные волосы, пахнущие цветами, и крохотное ушко, спрятавшееся там.

Спящий опять вздрогнул. От новой череды образов на лице мелькнула гримаса боли, заерзала рука на груди. Снилось что-то очень плохое.

Теперь это была больничная палата с болотного цвета пустыми стенами, железной кроватью и «голым» окном. Столь милое лицо неимоверно исхудало: заострились скулы, кожа приобрела неестественный восковый оттенок. И лишь глаза, по-прежнему, смотрели на него так, что замирало сердце. От дикого чувства безысходности хотелось лезть на стену.

— А-а, — в тишине комнаты раздался еле слышный стон. Боль в грудине становилась сильнее и сильнее. Сдавливало дыхание. В груди отчетливо слышались хрипы. — А-а-а… Хр-р-р-р…

Когда боль стала уже нестерпимой, он очнулся. Весь в липком поту, задыхаясь, зашуршал бумагами на столе в поисках лекарства. Пара таблеток имен на такой случай всегда лежали на самом краю.

— Проклятье, опять прихватило, — пробормотал мужчина, растирая грудину. Таблетка только начала действовать, и боль очень медленно ослабляла хватку. — Таблетки совсем ни к черту…

Откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться, как советовали врачи. Бесполезно. Едва закрывал глаза, в памяти снова всплывали те образы прошлого, и боль возвращалась.

— Дерьмо…

И только после второй таблетки стало получше.

С кряхтение встал и подошел к шкафу с книгами. Руки сами нашли небольшую зеленую книжку, в которую, судя по пыли, уже давно никто не заглядывал.

— Здравствуй… — раскрыл, а внутри лежала небольшая черно-белая фотография, с которой на него смотрела смеющая девушка лет семнадцати. Его школьная любовь, позже ставшая первой супругой, сидела за партой, подперев руками подбородок и смотря прямо в камеру. — Маша…

На еще одной фотографии была она же, но уже старше. В светлом сарафане, развевающемся на ветру, девушка в задумчивости касалась своих длинных волос и грустно улыбалась. Перевернув карточку, увидел несколько слов, написанных ровным девичьим почерком — «Костику от Маши».

— Ма…

Но произнести ее имя так и не смог, на него снова накатило.

От резкой боли потемнело в глазах, слабость сковала все тело. Покачнувшись, Старинов взмахнул руками и, не удержав равновесие, рухнул на пол.

— Хр-хр-хр…

Сознание еще цеплялось за жизнь. От кислородного голодания перед глазами мелькала обрывки воспоминаний, в которых причудливо смешивались лица знакомых, родных, запахи, ароматы и эмоции.

Одеревенелые пальцы с силой царапали ворот рубашки, стараясь ее расстегнуть. С хрипом поднималась грудная клетка, втягивая воздух, дергались ноги. Но уже было поздно, слишком поздно.

* * *

Еще через мгновение его душа покинуло бренное тело и взлетела в высоту, где присоединилась к бесчисленному множеству точно таких же бестелесных сущностей. Здесь от них оставалась лишь одна оболочка, которая не знала ни жажды, ни голода, ни горя или радости. Слепок когда-то жившего на Земле живого человек, и больше ничего.

Но вдруг случилось немыслимое — одна из сущностей презрела незыблемый прежде порядок и «скользнула» обратно, вниз. И для кого-то все началось с самого начала.

* * *

Совсем другое время…

Солнце медленно садились за горизонтом огромным багровым шаром, разливая на деревья бордовое свечение. Над головой широко раскинулись чернильное звёздное покрывало, яркими огоньками заезд отражавшееся в речном зеркале. С леса на реку наползала густая пелена тумана, превращавшая деревья в причудливых существ.

Вдруг раздался всплеск, и тишину тут же разорвал отчаянный крик: