Лирика

Только что вернулся с радио. Читаю для всех роман «Сильные духом» — о партизанах. Шлифую дикцию — пригодится. Между делом возобновляю своё старинное, с детства тянувшее, ещё до стихов, рисование. Представьте, дома у матери, на потемневшей фанере сохранилась моя небольшая, сделанная акварелью картина «Битва на поле Куликовом», — нарисовал её, как сейчас помню, в июле 1942 года, в сарае, куда нас с мамой выгнали немцы. Помню, ночевал у нас тогда учитель — беженец из Москвы, посмотрел на моих татар, лошадей и говорит: «В моём классе ни один ученик так не нарисует». Это, конечно, было радостно и грустно: не было ни красок, ни людей, которые помогли бы овладеть техникой. И тогда меня стало манить слово. И чем дальше — больше. Так и осталось.

При немцах нельзя было рисовать с натуры самолёты, танки, солдат. Для этого нужно было рисовать против души: немецкие бомбят, наши горят.

Приходилось выдумывать. К богатырям, к витязям и татарам не придирались — для них это тёмная история, чужая и непонятная им. А для меня с этого и началась, наверное, родина…»

(06.02.1963)

О совести

«Совесть-то у меня живая, куда от неё денешься. Она суровей всех прокуроров, и перед ней ни одного защитника. Конец неволи положит, видно, само время, и я так настроен с самого начала».

(15.06.1963)

«Иду спать с Достоевским»

«Письмо отправить смогу лишь послезавтра. Завтра же самый длинный день, воскресенье. Обещают кино, в 11 часов. Отбой. Иду спать с Достоевским. Он тяжёлый, порою страшно, но я его не боюсь. Душа как-то выше этих человеческих ужасов жизни.

А раньше я легко поддавался силе жестоко-правдивых книг. Мужаем, наверное».

(15.06.1963)

«Моя литературная копилка и судилище»

«Выполняю свой литературный план. Завёл новую общую тетрадь — 1963 год. Уже одним стихом открыл её, два очередные в работе. Делаю часа два-три утром и — ночью после того, как пробьют отбой. Буду периодически отсылать Инне всё, что выйдет серьёзным.

У неё — моя литературная копилка и судилище».

(10.01.1963)

«Выйти не с пустыми руками»

…Начальник за нашу работу в Управлении получил благодарность. Колония молодая, а идеологическая работа — на высоте. Только радости от этого нет. Даже благодарность — ни к чему. Ладно. Если бы произошло какое-либо всеобщее изменение, тогда только можно рассчитывать на что-либо.

Главное для меня выйти отсюда не с пустыми руками, а выросшим. А там своё возьму».

(15.06.1963)

«Увидеть своё»

«Я в своих писаниях не гонюсь, как и прежде, за яркой модой, бьюсь над тем, чтобы очистить всё от налётного и увидеть своё».

(20.03.1963)

Татьяна Николаевна Полякова:

Им многое сказано. Хоть бы часть понять и прочувствовать. Лишь бы это не стало поздно.

Александр Львович Балтин:

ПАМЯТИ А. ПРАСОЛОВА

Захлебнулся нутряною болью,
В сердце шип отчаянья вошёл.
Каждый, мол, своею должен ролью
Вечности озвучивать глагол.
Коли тяжка роль — так серьёзно
И умно звучат твои стихи.
В них не будет грана чепухи.
Свет в стихах — над областью тоски.
А поэту не поможешь…поздно…

Владимир Бондаренко Опаленный взгляд Алексея Прасолова

Он, как никто другой, лучше Заболоцкого, лучше Вознесенского мог по-настоящему оживлять, одухотворять индустриальный пейзаж.

    И не ищи ты бесполезно
    У гор спокойные черты:
    В трагическом изломе — бездна.
    Восторг неистовый — хребты.

    Здесь нет случайностей нелепых:
    С тобою выйдя на откос,
    Увижу грандиозный слепок
    Того, что в нас не улеглось.

Впрочем, он и сам многие годы рос в нём, в этом индустриальном пейзаже, как бы изнутри него, скорее временами был не частью человеческого общества, а частью переделочного материала земной материи. По крайней мере, это была какая-то новая реальность:

    Дикарский камень люди рушат,
    Ведут стальные колеи.
    Гора открыла людям душу
    И жизни прожитой слои….

    Дымись, разрытая гора.
    Как мертвый гнев —
    Изломы камня.
    А люди — в поисках добра —
    До сердца добрались руками.

    Когда ж затихнет суета,
    Остынут выбранные недра,
    Огромной пастью пустота
    Завоет, втягивая ветры.

    И кто в ночи сюда придет,
    Услышит: голос твой — не злоба.
    Был час рожденья. Вырван плод,
    И ноет темная утроба.