Лирика

Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты, тут и там, —
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами

Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами.
В иногда дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —

Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: «Да разве это клоун!
Если клоун – должен быть смешной!»

Вот и мы… Пока мы вслух ворчали:

«Вышел на арену – так смеши!» —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье – век двадцатый:

Цирк у нас, конечно, мировой, —
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,

Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,

Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал, —
Горе наше брал он на себя.

Только – балагуря, тараторя —

Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы —

Шут сгибался в световом кольце, —
Делались всё горше пантомимы,
И морщины – глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды

Он горстями выгребал из нас —
Будто обезболивал нам роды, —
А себе – защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,

Весело по нашим временам:
Ах, как нас приятно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,

Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений

За кулисы – вот нам и смешно.
Вдруг – весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.

Барабана дробь – и тишина…
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего – и сломана спина.

Зрители – и люди между ними —

Думали: вот пьяница упал…
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался – и переиграл.

Он застыл – не где-то, не за морем —

Возле нас, как бы прилег, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неутомимо,

Но успев склониться перед ним.
Этот трюк – уже не пантомима:
Смерть была – царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,

По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради

Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно – на руках…

Сгинул, канул он – как ветер сдунул!

Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему – придумал, —
Этот клоун был без колпака.

1972

«Он вышел – зал взбесился на мгновенье…»