Лирика

Плохую службу мне не сослужи,

Мой бедный разум, не оставь меня

В минуту рокового помраченья,

Прочел бы я во взоре госпожи:

"Ты на пороге горестного дня,

Отрады - в прошлом, впереди - мученья"

И был бы рад земного облаченья

Лишиться первым и, освобожден

От ненавистной тесноты телесной,

В обители небесной

Увидел бы, что пуст Мадонны трон.

Но нет, - уйду, годами убелен.

Канцона, воем влюбленным г-евори

"Ты счастлив? Так умри,

Пока тебе твой путь подлунный дорог,

И не ищи весомых отговорок"

CCCXXXII

Удел счастливый мой, пора блаженства,

Златые дни, безоблачные ночи,

И вздохи нежные, и сладость лада

Моих латинских строф и новых песен

Внезапно вылились в печаль и в слезы,

И немила мне жизнь, и жажду смерти.

Жестокой, злой, неумолимой Смерти

Я говорю: Лишив меня блаженства,

Ты сделала моим уделом слезы,

И мрачны дни мои, унылы ночи.

Мучительные вздохи - не для песен,

И скорбь моя сильней любого лада.

Где признаки утраченного лада?

В словах о муках, в помыслах о смерти.

Где пламя строф, где жар любовных песен,

В которых сердца чуткого блаженство?

Где о любви слова под сенью ночи?

И на устах и в думах - только слезы.

Мечта когда-то порождала слезы,

А сладостные слезы - сладость лада,

И, плача, долгие не спал я ночи,

Тогда как нынче слезы горше смерти,

Закрывшей взгляд, исполненный блаженства,

Высокое начало низких песен.

Прекрасный взор, предмет любовных песен,

В последних песнях заменили слезы

Воспоминаний о поре блаженства,

И мысль рождает перемену лада,

И без конца взываю к бледной Смерти:

Прерви мои мучительные ночи!

Покинул сон томительные ночи,

Глухие звуки - новый признак песен,

В которых говорится лишь о смерти,

И что ни песня - в каждой слышны слезы.

Изменчивее не бывает лада

В стране любви, где начал я с блаженства.

Никто не знал подобного блаженства,

Никто сильней не страждет дни и ночи.

Двойная боль двойного просит лада,

Рождающего звуки скорбных песен.

Надежду прежних дней сменили слезы,

И смерть одна - лекарство против Смерти.

Убитый смертью, только волей Смерти

Увижу лик в обители блаженства,

Что вздохи делал сладкими и слезы

Зефир и дождь под сенью нежной ночи:

Из светлых мыслей ткал я строфы песен

Любовного, возвышенного лада.

Когда, найдя опору в скорби лада,

Лауру смог бы я отнять у Смерти,

Как милую - Орфей звучаньем песен,

Я прежнее бы испытал блаженство!

А не найду - пусть мрак ближайшей ночи,

Закрыв истоки, остановит слезы.

Амур, уж много лет, как льются слезы,

Как скорбного не оставляю лада,

На лучшие не уповая ночи.

Поэтому я и взываю к Смерти

С мольбою взять меня в приют блаженства,

К той, без которой плачут строфы песен.

Взлети слова моих усталых песен

Туда, где неизвестны грев и слезы,

Она, чья красота - небес блаженство,

Тотчас же новизну заметит лада,

Неузнаваемого волей Смерти,

Оставившей меня Во мраке ночи.

Вы, кто в безоблачные верит ночи,

Кто пишет сам иль ждет любовных песен,

Глухой к моей мольбе скажите Смерти,

Страданий порту, где излишни слезы,

Пусть отрешится от былого лада,

Что всех печалит, мне ж сулит блаженство.

Сулит блаженство после долгой ночи:

И лада скорбь, и безысходность песен,

И слезы - все уйдет с приходом Смерти.

CCCLIX

Когда мой нежный, верный мой оплот,

Чтоб тяжких дней моих ослабить муку,

По левую стоит над ложем руку

И речь свою премудрую ведет,

Я с трепетом дерзаю в свой черед

Спросить: "Откуда ты, душа благая?"

Ветвь пальмы прижимая

И лавра ветвь к груди, она в ответ:

"Сюда, на этот свет

Я поспешила с неба эмпирея,

Тебя, мой безутешный друг, жалея".

Ответом ей - мой благодарный взор.

"Но для меня, - я говорю, - задача,

Что послужило знаком..." - "Волны плача,

Неиссякаемые с неких пор,

И вздохи, одолев такой простор,

Смущают мой покой в святом пределе.

Послушай, неужели

Ты огорчен, что я из мира зла

В мир лучший перешла?

Ты был бы этим счастлив беспримерно,

Любя меня признаньям соразмерно".

"Я плачу о себе, вообрази,

Лишь о себе, на муки обреченном,

Что ты взошла на небо, убежденном,

Как в том, что видит человек вблизи.

Господь бы не явил благой стези

Особе юной, полн благоволенья.

Будь вечного спасенья

Ты недостойна, редкая душа,

Что вознеслась спеша,

Свободна от одежд, в приют блаженства,

Высокое мерило совершенства.

Что, одинокому, помимо слез,

Мне остается при моем уделе?

Милей угаснуть было в колыбели,

Дабы не стать рабом любовных грез!"

"Зачем терзаться? - слышу я вопрос.

Ты лучше бы крылам себя доверил

И суету измерил,

И этот плач любовный - тот же прах!

На правильных весах

И радостно последовал за мною,

Вознагражден из двух ветвей одною".

"Нельзя ли мне, - я говорю тогда,

Узнать, что ветви означают эти?"

Она: "Ты не нуждаешься в ответе,

Ты, чьим пером одна из них горда.

Победы символ - пальма. Навсегда

Над миром и собою одержала

Я верх и лавр стяжала,

Триумфа знак. Всевышний и тебе

С соблазнами в борьбе

Поможет, и, найдя защиту в Боге,

Найдешь меня в конце твоей дороги".

"Ужели очи вижу наяву,

Что солнцем были мне, и те же косы,

Чей пленник я?" - "Подобные вопросы

Напоминают глупую молву.

Бесплотная, на небе я живу;

Что ищешь ты, давно землею стало,

Но я тебе предстала

Такою, чтобы скорбь прошла твоя,

И верь, что стану я

Еще прекрасней и тебе дороже,

Тебя да и себя спасая тоже".

Я плачу, и она