Лирика

Никто еще в то время не произнес ни слова:
На это не хватало ни разума, ни сил.
И каждый, без отчизны, без имени и крова,
Мычал и заикался, но слов не находил.

«Вначале было слово», — вещает книга внятно,

Носилось над водами, как смутный шорох трав,
И стало слово ветром над гладью необъятной,
Наездником, что мчался, бессмертье оседлав.

В последний час безвестный, когда свершались сроки,

Крылатый и бескрылый, и раб и властелин —
Покорно уходили в кромешный мрак глубокий,
Что всех веков древнее и глубже всех глубин.

Но сохранит ли этот густой, тяжелый хаос

Хотя бы знак случайный, хотя бы легкий след
Того, что там кипело, боролось и свершалось,
Тех битв и потрясений, которых больше нет?

Пусть дали недоступны, отрезаны, закрыты —

Волне о чем-то шепчет летучий ветерок,
А в водах отразились прибрежные ракиты,
И в этом есть какой-то таинственный намек.

Из нового слиянья тумана с бездной черной —

Опять возникнет жизни расцвет нерукотворный.

СЛЕПОЙ, БЕЗЛУННОЙ НОЧИ…

Слепой, безлунной ночи легла на землю тень.
Хозяевам казалось, что пробил Судный день.
Убежище порока — дворцов и замков стены
Во мраке задрожали и рухнули мгновенно.
И вмиг развеял тучи победоносный шквал,
Жратва застряла в глотке у тех, кто пировал.
Все знатные персоны тотчас под стол свалились,
Все принцы и принцессы от страха протрезвились.
И лопнул смертный саван, и в треске полотна,
Казалось, загремела восставшая волна.
Народ сломал засовы и распахнул ворота.
Повсюду рев потока и вой водоворота.
И мраморные боги, низвергнутые в прах,
Лежат кусками лавы, являя власти крах.
А королю казалось, кошмар он видит странный,
И разум прояснился у пьяного тирана.
Как паруса — знамена. Толпа текла, текла,
В потоке зарождалась и растекалась мгла.
Дрожащему владыке мерещилось во мраке:
Гигант пред ним шагает — в руке горящий факел.
Так это, значит, правда! Совсем не сон, не бред!
Дворец толпа штурмует. Где стража? Стражи нет!
С петель срывая двери, ломая все преграды,
Восстанье захлестнуло покои, анфилады.
И за двухсотой дверью предстал перед толпой
В своем клозете личном король едва живой.

Трещат весы терпенья, полны до края чаши;

В той чаше — кровь тиранов, а в этой — слезы наши!

ВЛАДЫКА СВОЕЙ СУДЬБЫ