Закричите еще раз, втрое громче:
«Эй, распутница! Возврати тетрадки
Все напрасно! Ничем ее не тронуть!
Изменить вам придется обращенье,
Испытать, не подействует ли этак:
«Дева чистая, возврати тетрадки!»
Добрый день, долгоносая девчонка,
Колченогая, с хрипотою в глотке,
Большерукая, с глазом, как у жабы,
С деревенским, нескладным разговором,
И тебя-то расславили красивой?
И тебя с нашей Лесбией сравнили?
О, бессмысленный век и бестолковый!
Мой хуторок, сабинский ли, тибурский ли?50
Усадьбою тибурской те зовут тебя,
Кому Катулла обижать не хочется.
Клочком сабинским ты слывешь у недругов.
В деревне подгородной отдых радостен.
Там от простуды злостной я избавился.
А кто повинен в кашле? — Мой живот и я.
Польстились мы на угощенье пышное.
Его защиту выслушал от Антия,
Заразную, отравную, холодную.
И простудился. Тут меня озноб затряс,
Замучил кашель. Только в тишине твоей
Тебя благодарю за исцеление,
За тяжкий грех ты жестко не казнил меня.
Одна лишь просьба: если речи Сестия
Мне встретятся еще раз, не ко мне, к нему
Озноб и лихорадка пусть привяжутся:
Зовет он в гости, книгу слушать мерзкую.
Акму нежно обняв, свою подругу,
«Акма, радость моя! — сказал Септимий, —
Если я не люблю тебя безумно
И любить не готов за годом годы,
Пусть в Ливийских песках или на Инде
Повстречаюсь со львом я белоглазым!»
И Амур, до тех пор чихавший влево,
Тут же вправо чихнул в знак одобренья.
И пурпуровым ртом касаясь сладко
Томных юноши глаз, от страсти пьяных,
«Жизнь моя! — говорит. — Септимий милый!
Пусть нам будет Амур один владыкой!
В каждой жилке моей пылает пламя!»
Вновь услышал Амур и не налево,
А направо чихнул в знак одобренья
Так, дорогу начав с благой приметы,
Акма другу милей всего на свете,
Всех сирийских богатств и всех британских.
И Септимий один у верной Акмы,
В нем блаженство ее и все желанья.
Кто Венеру знавал благоприятней?
Вот повеяло вновь теплом весенним,
Вот под мягким Зефира дуновеньем
Равноденственная стихает буря.
Покидай же, Катулл, поля фригийцев,
К азиатским летим столицам славным.
Уже рвется душа и жаждет странствий,
Уж торопятся ноги в путь веселый.
Вы, попутчики милые, прощайте!
По дорогам мы разным возвратимся.
Эй вы, Порций с Сократием,53 отребье
Мира, пакость, подхвостники Пизона!
Вас Веранию и Фабуллу милым
Предпочел этот старый греховодник.
Обжираетесь вы, нахально пьете,
А друзья мои бродят в переулках!
О Марк Туллий! О ты, речистый самый
Из праправнуков Ромула на свете
В настоящем, прошедшем и грядущем!
Благодарность тебе с поклоном низким
Столь же самый плохой из всех поэтов,
Сколь ты лучше всех прочих адвокатов!
Друг Лициний! Вчера, в часы досуга
Мы табличками долго забавлялись.
Превосходно и весело играли.
Мы писали стихи поочередно.
Пили, шуткой на шутку отвечали.
И ушел я, твоим, Лициний, блеском
И твоим остроумием зажженный.
И еда не могла меня утешить,
Словно пьяный, ворочался в постели,
Поджидая желанного рассвета,
Чтоб с тобой говорить, побыть с тобою.
И когда, треволненьем утомленный,
Эти строчки тебе, мой самый милый,
Написал, чтоб мою тоску ты понял.
Берегись же, и просьб моих не вздумай
Осмеять, и не будь высокомерным,
Чтоб тебе не отмстила Немезида!
В гневе грозна она. Не богохульствуй!
Кажется мне тот богоравным или —
Коль сказать не грех — божества счастливе
Кто сидит с тобой, постоянно может
Видеть и слышать
Лесбия, он все отнимает чувства:
Вижу лишь тебя — пропадает сразу
Голос мой звонкий.
Тотчас мой язык цепенеет; пламя
Звон стоит в ушах, покрывает очи
Мрак непроглядный.
От безделья ты, мой Катулл, страдаешь,
От безделья ты бесишься так сильно.
Много погибло.
Увы, Катулл, что ж умереть ты мешкаешь?
Водянка-Ноний54 в кресло сел курульное.55
Ватиний-лжец бесчестит фаски56 консула.
Увы, Катулл! Что ж умереть ты мешкаешь?
Я вчера рассмеялся на собранье.
Друг мой Кальв говорил на диво сильно.
Все Ватиния мерзости исчислил.
В восхищении кто-то руки поднял
Как орешек головка у Отона,
Ляжки Нерия, потные, не мыты.
Тихо-тонко Либон пускает ветры. —
Ну, не всем, так хоть этим ты гордишься
Ты ж опять на мои в обиде ямбы?
В них вина ль, знаменитый император?
Если только я тебе не в тягость,
То открой мне, прошу, куда ты скрылся.
Я тебя искал на Малом поле,
Был и в цирке, был и в книжных лавках,