Ей лишь дано усмирять лютых Гекаты собак.151
Трижды скажи нараспев, трижды отплюнься потом;
С этой поры никому твой муж про нас не поверит,
Даже себе самому, в мягкой постели застав.
Но от других воздержись: обо всех он правду узнает,
Верить ли мне? Сказала еще вещунья, что может
Травами и колдовством освободить от любви.
Факел очистил меня, а после, ясною ночью,
Черная жертва легла в честь чародейных богов.152
Я не искал никогда прочь убежать от тебя.
С сердцем железным был тот, кто охотно повлекся за бранью
И за добычей, хоть мог, глупый, тобою владеть.
Пусть он сметет пред собой побежденные тьмы киликийцев,153
Затканный весь серебром, весь золотом пышно расшитый;
Пусть на горячем коне гордо красуется он.
Я ж, моя Делия, знай, — была бы ты только со мною, —
Сам бы волов запрягал, пас на знакомой горе.
Даже на голой земле сладким казался бы сон.
А без взаимной любви что пользы хоть в пурпурном ложе,
Если в бессонных слезах тянется долгая ночь?
Нет, тогда уж ни пух, ни шитый покров, ни журчанье
Разве я словом задел величие гордой Венеры
И наказанье несет мой нечестивый язык?
Разве молва говорит, что нечистый входил я в жилища
Вечных богов и венки рвал со святых алтарей?
И целовать без конца храма священный порог.
Нет, не замедлил бы я ползти в пыли, умоляя,
Биться несчастным челом о заповедный косяк.
Ты, смеющийся зло над горем моим, берегися!
Тот, кто, бывало, шутил над юноши тщетной любовью,
Сам под Венеры ярмо в старости шею склонял.
С дряхлою дрожью шептал про себя он любовные речи,
И понапрасну взбивал космы седые волос.
Или на форуме днем встретить служанку ее.
Юноши там и мальцы ватагой его затирают,
Тихо, чураясь, плюют в мягкие складки одежд.
Ты же меня пощади, Венера: преданно служит
Дух мой тебе; что ты жжешь, грозная, жатву свою?
Двинетесь вы без меня, Мессала, по волнам эгейским.154
О, вспоминай обо мне вместе с когортой своей!
Держит больного меня Феакия155 в землях безвестных.
Мрачная Смерть, молю, жадные руки сдержи!
Чтобы на скорбной груди кости собрать из костра;
Нет и сестры, чтоб мой прах окропить ассирийским елеем
И, волоса распустив, плакать над урной моей.
Делия, нет и тебя! А ведь, нас провожая из Рима,
Ты ведь три раза брала у мальчика жребий священный,156
Трижды по жребиям он добрые знаки давал:
Рок возвращенье сулил; но не мог он тебя успокоить:
Слезы на грудь ты лила, наш ненавидела путь.
Тайной тревогой томим, новых задержек искал,
Робко на птичий полет,157 на дурные предвестья ссылался
Или на то, что настал праздник Сатурна святой.158
Ах сколько раз, отправившись в путь, начинал вспоминать я,
Пусть не дерзает никто уезжать против воли Амура
Иль пусть припомнит, дерзнув, как воспротивился бог.
Что мне Изида твоя, о Делия?159 Разве поможет
Систра гулкая медь160 в трепетных пальцах теперь?
И одиноко легла в чистую (помню!) кровать?
Ныне меня поддержи, о богиня. (Ведь можешь лечить ты, —
В храмах о том говорит множество ярких картин.)161
Пусть, выполняя обет, сидит моя Делия ночью162
И, волоса распустив, тебе дважды в день воспевает
Славу, сияя красой перед фарийской толпой;163
Мне же да будет дано поклоняться родимым пенатам,
С каждой луной фимиам древнему лару курить…
Не проложили еще в мире повсюду дорог!
Гордый сосновый корабль не резал лазурные волны,
В бурю еще не кидал крылья своих парусов,
И барышей не искал мореход в неизведанных странах,
В те времена под ярмо не склонял своей шеи могучей
Бык и удил не кусал зуб укрощенных коней;
Не было в доме дверей, а в поле врытого камня,
Чтобы межой отделить пашню от пашни чужой.
Овцы охотно несли вымя свое с молоком.
Не было войск, ни битвы в полях, ни гнева, и копий
Грубый кузнец не ковал, грозный своим мастерством.
Ныне Юпитер царит — и повсюду убийства да раны,
Сжалься, отец! Пред чем мне робеть? Я клятв не нарушил,
Дерзких не молвил я слов против священных богов…
Если изжиты уже судьбою данные годы,
Камень поставь надо мной с надписью краткой такой:
В дни, как Мессале вослед шел по полям и морям».
Но за покорность мою велениям нежным Амура