Лирика Древнего Рима

40 Голосом громким воспеть и Каллимаху невмочь;

Ни у меня нету сил в груди, чтоб стихом величавым

Цезаря славить в ряду предков фригийских его![359]

Пахари всё о волах, мореход толкует о ветрах,

Перечисляет солдат раны, пастух же — овец;

45 Я же всегда говорю о битвах на узкой постели:

Кто в чем искусен, пускай тем и наполнит свой день.

Славно в любви умереть, и славен, кто страстью единой

Мог наслаждаться; когда б милой владел только я!

Помнится мне, что она легкомысленных дев осуждает,

50 Всю «Илиаду» бранит из-за Елены одной.

Пусть мне пригубить дадут из чаши мачехи Федры,

Чаши, что пасынку встарь не причинила вреда,

Пусть отравляют меня волшебным зельем Цирцеи

Или в колхидском котле жгут на иолкском огне,[360] —

55 Но раз всю душу свою одной я единственной отдал,

Пусть лишь из дома ее вынесут тело мое.

Все недуги людей исцелять помогает лекарство,

Только страданья любви вовсе не терпят врачей.

Вылечил встарь Махаон Филоктету распухшие ноги,

60 Также Хирон Филлирид Фениксу зренье вернул;

Критскими травами бог Эпидаврский вернул Андрогея

К жизни и вновь возвратил отчим его очагам;

И, получивши в бою от копья гемонийского рану,

Был тем же самым копьем юный мисиец спасен.[361]

65 Если ж кто рану мою исцелить оказался бы в силах,

Он бы и Танталу мог яблоко в руку вложить,

И Данаидам помочь наполнить бездонную бочку,

С нежных девичьих плеч урны тяжелые сняв;

И от кавказской скалы отвязал бы он Прометею

70 Руки его и согнал птицу, клюющую грудь.

В день, когда наконец востребуют жизнь мою судьбы

И на могильной плите стану лишь именем я,

Ты, Меценат, краса и зависть всех всадников наших,

Верная слава моя в жизни и смерти моей,

75 Если ты пустишься в путь на британской резной колеснице

Мимо могилы моей, то придержи лошадей

И со слезою скажи, обращаясь к безмолвному праху:

«Горьким уделом была гордая дева ему».

II

Стал я свободен, и мне захотелось пожить без любовниц,

Но перемирие вновь дерзко нарушил Амур.

Место ли здесь на земле такой красоте несравненной?

Старых, Юпитер, твоих не признаю я проказ.

5 Станом высоким стройна, белокура, пальчики тонки,

Шествует гордо — под стать и Громовержца сестре

Или Палладе самой, в свой храм Дулихийский грядущей,

Змееволосой себе скрывшей Горгоною грудь.

Как Исхомаха она,[362] героиня из рода лапифов,

10 Та, что кентаврам хмельным сладкой добычей была,

Или подобна Бримо,[363] что Меркурию встарь, по преданью,

Возле бебейской волны[364] девственный стан отдала.

Так отступите пред ней, богини, которых на Иде

Некогда видел пастух, как раздевались они.[365]

15 О, если б старость лица не могла изменить ей, хотя бы

Кумской пророчицы век ей суждено было жить.

III

Хвастался ты, что тебя ни одна уж завлечь не сумеет, —

Вот и попался ты в сеть. Где самомненье твое?

Только на месяц тебе и досталась, бедняк, передышка,

И уж позоришься ты книгой второю стихов.

5 Думал я, сможет ли жить на высохшей отмели рыба

Иль непривычный к воде в море жить дикий кабан;

Сам я могу ли всю ночь проводить за серьезной работой?

Нет! Лишь отсрочить любовь можно, убить же нельзя.

Но я не столько пленен лицом, хоть оно и прелестно

10 (Лилии цвет не белей нежной моей госпожи.

Словно Меотии снег с иберийским в ней суриком спорит,

Или же роз лепестки в чистом плывут молоке),

Не волосами ее, что, как принято, вьются вкруг шеи,

И не сверканьем очей, светочем звездным моим,

15 Даже не тем, что у дев сияет сквозь шелк аравийский

(Ведь не влюбился же я так горячо в пустяки!),

Нет, но тем, как она танцует, плененная Вакхом, —

Так Ариадна вела бойкий, ликующий хор, —

Тем, что когда ее плектр эолийский пению вторит,

20 Звонкая лира тогда аганиппейской равна,[366]

Тем, что поспорит легко стихами с древней Коринной,[367]

И далеко превзошла их она в песнях своих.

Уж не чихнул ли тебе при рожденье Амур светлоликий,

Дням твоим первым подав, жизнь моя, добрую весть?

25 Эти подарки с небес ниспослали всевышние боги,

Этих небесных даров, знай, не дала тебе мать.

Нет, не людской нищете породить дарованья такие,

Благам таким не созреть в десятимесячный срок.

Славою римских дев ты единая в мир народилась,

30 Первой Юпитер тебя, римскую деву, возьмет,

Ложе людское делить со мной не вечно ты будешь,

После Елены опять прелесть на землю пришла.

Так удивляться ли мне, что юноши наши пылают?

Было бы Трое славней из-за тебя погибать!

35 Я изумлялся порой, что Европа с Азией биться

К стенам Пергама пришла из-за одной лишь жены,

Ну, а теперь, Менелай и Парис, вы оба премудры:

Ты — что ее отнимал, ты — что ее не давал.

Да, она так хороша, что и сам бы Ахилл согласился

Ради нее умереть, да и Приам воевать.

Если бы кто захотел превзойти живописцев старинных,

Пусть он себе образцом ставит мою госпожу:

Странам ли западным иль восточным ее он покажет, —

Он разожжет и Восход, он разожжет и Закат.

45 В этих пределах бы мне и держаться… Но что, коль другая —

Нет, пусть я лучше умру! — мной овладеет любовь?

Но как быки, что сперва из плуга отчаянно рвутся,

А, покорившись, потом кротко идут под ярмом,

Так и влюбленный: сперва он в оковах неистово бьется,